Борис Илизаров - Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого

Из проекта записки на имя Таля видно также, что Марр к 1930 году был очень близок к главному источнику государственной власти, к Сталину. Но есть доказательства и более тесного и разнообразного сотрудничества нового вождя и старого ученого.

Летом 1930 года Марр выступил от лица советских ученых на XVI съезде партии. Ему оказали большую честь. Это был знак особого доверия власти и лично Сталина. В большом докладе вождь затронул тему национального строительства, развития национальных культур и языков. Хорошо отрежиссированный съезд громил «правых»: Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова, а в промежутках между погромными и покаянными речами съезд приветствовали известные и не очень известные представители рабочего класса, трудового крестьянства и интеллигенции. Все заканчивали свои гладко обкатанные приветствия здравицами в честь партии, рабочего класса (своего и международного), Коммунистического Интернационала и, конечно, в честь Сталина.

Когда вышел Марр, с трибуны партийного съезда опять зазвучали странные фразы. Даже здесь великий эгоист умудрился говорить главным образом о себе: «Рапортующему от общественной организации боевого стана советской науки разрешите начать со слова в пояснение того, что рапортует не партиец, а беспартийный, по диалектическо-материалистическому научному своему мировоззрению, зачатому в котле национально-общественных противоречий Кавказа и самостоятельно выработанному им на конкретном материале живой речи и живого мышления… отсталых… национальностей… разделяет целиком и без какого-либо качественного ограничения марксистское революционное мировоззрение, эту динамическую научную теорию руководящей партии… С первых же октябрьских дней я стал по мере своих сил плечом к плечу с товарищами коммунистами и вместе с беспартийными созвучного закала помогал делу беспримерного по размаху революционного научно-культурного строительства… Осознав фикцию аполитичности и естественно отбросив ее, в переживаемый момент обострившейся классовой борьбы я твердо стою, в меру своих, омоложенных революционным творчеством, сил, на своем посту бойца научно-культурного фронта – за четкую генеральную линию пролетарской научной теории и за генеральную линию коммунистической партии» [889]. Затем Марр прочитал приветствие от имени главы ВАРНИТСО (Всесоюзная ассоциация работников науки и техники для содействия социалистическому строительству СССР) и ни разу не упомянул имени Сталина. Отмечаю это специально, так как некоторые (в том числе Алпатов) до сих пор пишут о том, что Марр на съезде произнес подхалимскую речь на русском и грузинском языках и особенно славословил вождя. В архиве Марра сохранилось пять машинописных вариантов этой речи с его рукописными поправками, которые мало чем отличаются от той, что он произнес на съезде [890]. Обратим также внимание на то, что Марр в присутствии Сталина, а значит, с его одобрения (без предварительного просмотра текстов тогда доклады не делались) заявил о своем научном приоритете в разработке языкознания, которое оказалось «марксистским». Тогда Сталин с легкостью признал его приоритет в этом деле. В 1950 году Сталин заявит, что Марр никогда марксистом не был, и сам опубликует работу на ту же тему.

И хотя Марр не упомянул лично Сталина, ему-то как раз было за что благодарить новую власть. В том же выступлении на XVI съезде партии Марр туманно объяснил причину своей благодарности: «В условиях полной свободы, которую дает науке Советская власть, помогающая самым смелым, самым дерзким научным исканиям в области подлинного материалистического миропознания, я старался развивать и продолжаю, уже с новыми кадрами научных работников – коммунистов и стойких беспартийных соратников, развивать теоретическое учение о языке, в области которого я веду свою научную работу» [891]. А всего лишь на полтора-два года раньше, в 1928 году, Марр, отчаявшись добиться от коллег признания своей обновленной яфетической теории, опубликовал нечто вроде научного завещания. Называлось оно: «Почему так трудно стать лингвистом-теоретиком». Цитируя давние и новые работы, выступая в качестве своего собственного историографа, Марр почти по-детски восклицал: «А есть такое учение? Есть. Это учение так называемая яфетическая теория, которая никем не признается в “серьезных научных кругах”, и у меня даже возникло если не сомнение, то вопрошание, стоит ли продолжать лекции, восстанавливать курс в Ленинграде, Москве и где бы то ни было после бесплодной своей многолетней по основному делу деятельности и тем более заниматься непристойным делом пропаганды учения, ни для кого из лингвистов не приемлемого» [892]. Именно тогда он воскликнул, имея в виду себя: «Картина рыцарских времен с одним воином на ристалище!»

На самом же деле научный мир того времени достаточно взвешенно и беззлобно относился к его трудам. Чаще его упрекали в небрежности стиля и запутанности аргументации. Даже его искренние последователи и друзья уговаривали хотя бы раз кратко изложить свою теорию удобоваримым языком. Марра эти предложения приводили в бешенство, так как он считал, что дело тут не в форме, а в сознательном неприятии его научной идеологии. Однажды он в сердцах произнес: «Почему же трудно усвоить? Потому ли, что у меня длинные фразы в русских работах? Не верьте, товарищи. Во французских статьях моих – фразы короткие. В немецких безукоризненных, – скажу: блестящих, – переводах не чувствуется никакой трудности стиля. Наконец, пробовал их уменьшить, вот, например, сегодня. Поможет ли? Раньше не помогало. В чем дело?» [893]Таковыми были почти детские по интонации «вопрошания», между прочим, вице-президента советской Академии наук, на каковую должность он был назначен незадолго до XVI съезда партии. А такие должности в российском государстве всегда были номенклатурными. И все же по-русски Марр мог писать только так, как писал. Но он прав – дело было не только в трудностях стиля.

Еще в 1929 году Я. В. Лоя, бывший латышский стрелок, а впоследствии известный лингвист и педагог, начинавший свою деятельность под покровительством Марра [894], а затем ставший его научным противником, так отметил положительные и отрицательные стороны марризма.

Положительные:

«1) разработка вопросов семантики;

2) общая материалистическая направленность и

3) увязывание вопросов языка с фактами истории культуры.

Но яфетидология имеет и свои теневые стороны:

1. Игра с алхимическими четырьмя элементами (сал, бер, йон, рош);

2. Вульгаризация марксистского метода, когда в каждом предложении склоняется по всем падежам слово “класс” и т. д.;