Борис Илизаров - Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого

Зная, что работы товарища Сталина периода большевистского подполья могут быть опубликованы как целиком, так и частично только по решению ЦК ВКП(б) с ведома и личного согласия товарища Сталина Ем. Ярославскому.

Ввиду того, что тов. Ярославский несколько раз повторял свою просьбу о посылке материалов, я поручил дирекции Тбилисского филиала ИМЭЛ заново отредактировать русский перевод статей товарища Сталина.

Пересылая Вам эти статьи товарища Сталина, прошу доложить товарищу Сталину о просьбе Ем. Ярославского и результат сообщить тов. Ярославскому.

Начиная с 1929 года каждый новый десятилетний юбилей вождя (точнее, его канун) поднимал на новую высоту санкционированный им вал восхвалений и публикаций. Этому валу восхвалений предшествовал тот самый вал репрессий, пик которого падал на каждый десятилетний юбилей Октября. Чем больше десятилетий ему даровала жизнь, тем больше жизней он отбирал у других. Он вообще любил все процессы раскачивать волнообразно и раскручивать их по восходящей «спирали». Поскольку К. Маркс утверждал, что исторический прогресс объективно, независимо от воли людей развивается «по спирали», то Сталин волевыми импульсами, используя партийно-государственный аппарат и всю державную мощь, задавал эту двойную конфигурацию движения. Но эта «спираль» была у него своя, особенная.

О том, что революция есть очистительная «буря», твердили еще во времена его романтической молодости все радикальные деятели, от умеренных и до крайних. Позже во многих своих генсековских речах Сталин развивал мысль о периодически вздымающихся «волнах революции» и «истории», говорил об их «приливах и отливах» [257]. Но, будучи в политике «практиком» (любимое самоопределение 20-х годов), он не собирался ждать и не ждал, когда скрытые социальные силы стихийно и бесконтрольно содрогнутся и вознесутся в очередной спиральный вал. В том людском водовороте, в котором он властвовал (этот водоворот даже в 20-х годах далеко перехлестывал границы СССР), Сталин примерно каждые десять лет исподволь, но очень целенаправленно подготавливал очередной вал социальной агрессии: государственных убийств, внешних войн, глобальных социальных преобразований, перемалывавших людские судьбы, сопровождавшихся волнами злобно-веселого страха, истеричного покаяния, поклонения и вновь – ненависти… Завершались же они валом неистовых оваций и кликов. Как подлинный романтик, не спеша (а на самом деле стремительно, если мерить по человеческим меркам), этот «мастер революции» творил из подручного материала, доставшегося ему от Ленина и его сподвижников, свою личную сталинскую «вселенную». Там, в этой «вселенной», было все возможно. Там воплощались в реальную жизнь многие, казалось бы, абстрактные философские и экономические идеи Маркса, политические и государственные задумки Троцкого, Богданова, Бухарина, Ленина, Ивана Грозного, Гитлера и других исторических героев помельче или подревнее. Сталин не только сам как государственный деятель был творчески раскован и с каждым годом все более бесконтролен в своих поступках. При его поддержке создавалась атмосфера особой свободы «творчества масс», но, разумеется, в тех областях, где требовался особенно стремительный прорыв. А это в первую очередь в сфере производительности труда, в экономическом освоении новых территорий, залежей ископаемых, в области разработки и освоения новых видов оружия, техники, военного искусства, в формах волеизлияний любви и преданности к нему и ненависти к врагам, в разведке и контрразведке, в системе ГУЛАГа и т. д. Таким образом, основные душевные чувства романтика – зуд первооткрывателя и хмель творца, захлестнувшие его еще в юности, не исчезали в нем никогда. Вопрос только в том, насколько жизнестоек плод, зачатый во хмелю, если даже это хмель первооткрывательства.

Одним из тех биографов, к кому Сталин относился благосклонно, был средней руки грузинский поэт и литератор Георгий Леонидзе. Писал и печатался он сначала только в Грузии. В первой половине 30-х годов входил в литературную группу символистов «Голубые роги», в которой ведущее положение занимали Паоло Яшвили и Тициан Табидзе – цвет грузинской (да и мировой!) поэзии XX века. Вскоре соратники Леонидзе погибли, хотя, как и многие, написали о Сталине хвалебные поэтические гимны. Они были слишком талантливы, а вот талант средней руки часто более живуч. В 1940 году в Тбилиси вышла книга Леонидзе «Георгий Саакадзе», посвященная одному из любимых Сталиным грузинских исторических героев начала XVII века. В 1948 году Сталин прочитал с карандашом в руке киносценарий того же автора на ту же тему, но не одобрил его. На книге и киносценарии о Саакадзе он оставил свои пометы, которые говорят об иронично-благосклонном отношении вождя к творчеству поэта, но слабого сценариста [258].

Годом раньше, в 1939 году, в Тбилиси вышла поэтическая эпопея Леонидзе «Сталин. Детство и отрочество». Все эти вещи находились в сталинской библиотеке. Больше того, вскоре после войны, в 1947 году, в Москве была роскошно издана эпопея Леонидзе о детстве и отрочестве вождя в переложении русского поэта Николая Тихонова, искреннего ценителя и знатока грузинской поэзии и культуры. Без сомнения, и автор, и переводчик, и редакторы издания хорошо поработали над дозволенной мемуарной литературой и в поэтизированной форме передали всемирно-историческое значение рождения младенца Сосело и обстоятельства возмужания Сосо (уменьшительно-ласкательные от Иосиф – Осечка, Ося). Не только в этой части работы, но и в дальнейшем мы при случае будем прибегать к крепко сбитому поэтическому тексту Леонидзе-Тихонова, относясь к нему как к своеобразному историческому источнику, поскольку поэма явно была одобрена самим вождем. За эти и другие героико-поэтические произведения грузинский академик Г. Леонидзе трижды награждался Сталинской премией: в 1941, 1950, 1952 годах. Поэт любил прибавлять к своей фамилии гордое: «орденоносец».

Возвращаясь к характеристике молодого Сталина как начинающего романтика и революционера, толчком для которого послужило государственно-унижаемое национальное достоинство подданных, процитируем текст, который мог быть написан со слов самого Сталина или тех, кто с ним учился в православном Горийском училище и сам был участником похожей сцены: