Виктор Безотосный - Все сражения русской армии 1804‑1814. Россия против Наполеона

Причем Наполеон действительно, изыскивая новые средства для продолжения борьбы, предпринимал конкретные меры, чтобы сделать войну народной (на испанский или русский манер), ведь он отлично осознавал, что для него это последняя и решающая ставка («быть или не быть»), да и отступать фактически уже было некуда. Помимо призывов о защите страны («Отечество в опасности») и назначения чрезвычайных комиссаров на места для возбуждения общественного мнения, он даже собрал в конце 1813 г. Законодательное собрание. Но все оказалось тщетным, рядовые французы проявили полную апатию, общественные круги демонстрировали безучастность, а депутаты Законодательного собрания (представители буржуазии) целый месяц говорили речи, в которых содержалось больше критики в адрес Наполеона, чем каких либо конструктивных предложений по развертыванию народного сопротивления. Законодательное собрание, выступившее в противовес воле своего императора за немедленное заключение мира с коалицией, в итоге было распущено, а народной войны во Франции как‑то не случилось (540). И это говорит о многом. Почему реакционные силы поднимали народные массы на борьбу с «неприятелем», а у прогрессивного Наполеона, несмотря на всем известные его энергию и настойчивость в достижении цели, ничего не получилось? Может быть, к этому времени его «прогресс» оказался полностью девальвированным или уже ничего не стоил?

Для того чтобы представить все точки зрения в современной историографии, необходимо отметить особую позицию по отношению к кампании 1814 г. очень уважаемого мною историка Доминика Ливена. Он положительно оценивал все действия Александра I в европейской политике («В целом русская внешняя политика в 1812–1815 гг. достойна всяческих похвал»), но назвал решение русских преследовать Наполеона за Рейном спорным (хотя перед этим военные действия русской армии в центре континента считал вполне разумными), поскольку, избавившись от врага на западе Европы, Великобритания на весь ХIХ в. развязала себе руки для борьбы с российской экспансией на Балканах и в Азии. По его мнению, тогда «России несомненно было бы удобнее использовать наполеоновскую Францию в качестве противовеса Великобритании». «И русские, и англичане в ХХ веке действительно сильно выиграли в том случае, если бы территория Франции простиралась до Рейна, включая в себя Бельгию» (541). Хотя Д. Ливен не сделал акцента на этих тезисах (по его словам, «все это – частности»), можно оспорить его мнение, тем более что сам автор, справедливости ради, привел и аргументы против выдвинутого им же положения.

Но сам Наполеон, избалованный прежним «военным счастьем», не очень хотел бы такого мира, о чем свидетельствовали его переговоры с союзниками летом 1813 г., да и также в 1814 г. (542) В ноябре 1813 г. союзники по инициативе австрийской стороны через плененного в Лейпциге французского посланника в Веймаре барона Н.М. Сен‑Эньяна предложили Наполеону предварительные условия для заключения общего мира. Формальным поводом для обращения послужили, в свою очередь, прежние предложения, сделанные французским императором еще в Лейпциге и переданные через пленного австрийского генерала М. Мерфельдта. Укажем, что союзные кабинеты великих держав не имели еще к этому времени единой выработанной позиции в отношении условий мира с наполеоновской Францией, в существовавших договорах союзников между собой не было никаких упоминаний об этом, а российский император вообще тщательно избегал всяких дискуссий по столь деликатному вопросу, могущему рассорить членов коалиции. Правда, Александр I, а также с его подачи прусский король, скрепя сердце, дали согласие на переговоры, однако без прерывания военных действий. Да и русские правительственные верхи не сомневались, что наполеоновская дипломатия в тот момент не пойдет на подписание мира. Фактический руководитель внешней политики империи К.В. Нессельроде в письме от 8(20) ноября 1813 г. русскому послу в Англии Х.А. Ливену писал: «Французское правительство не могло не отвергнуть наших предложений, ибо еще не было случая, чтобы какая‑либо держава возвратила свои завоевания в результате переговоров, прежде чем они были отняты у нее силой оружия. Всем известный характер Наполеона не давал оснований опасаться, что данный случай будет исключением из правил» (543). Франции предлагались так называемые «естественные границы» по Альпам, Рейну и Пиренеям, а также признание независимости государств в Германии, Голландии, Италии и Испании. Наполеон медлил, не принимал условия, предложенные союзниками, все еще надеясь на правоту «больших батальонов», т. е. все еще рассчитывал отыграть потерянное и нанести поражение своим противникам в одном или нескольких сражениях. Лишь в начале декабря он дал согласие лишь на проведение мирного конгресса в Мангейме, что уже не устроило даже сторонников мирного процесса, не говоря уже о партии «войны». По сути, французскому императору не нужна была урезанная территория Франции – это было бы равносильно его полному краху. Показав уступчивость, он продемонстрировал бы всей Европе слабость Франции. Вот как, например, переговоры союзников с французским императором в 1814 г. характеризовал А.Н. Шебунин: «Наполеон не мог принять требования вернуться к дореволюционным границам, не мог потому, что сам получил Францию от революции в большем размере, а также потому, что его власть была основана только на военной славе; капитуляция внешняя для него была неразлучна с капитуляцией внутренней» (544). Переговорный процесс ему был нужен, чтобы усыпить союзников, получить оттяжку времени и лучше подготовиться к новой кампании. А вот сами переговоры он попытался использовать, чтобы разваливать единый стан коалиции, в рядах которой периодически раздавались голоса о мире.

Определяло же политику коалиции коллективное мнение основных держав (России, Англии, Австрии, Пруссии, Швеции), вынесшие на своих плечах основную тяжесть войны за освобождение Германии. Но каждый из основных игроков коалиции в это время стал уже думать о своих резонах. А они зачастую шли вразрез с интересами других союзников. Например, шведский наследник престола Карл‑Юхан (бывший французский маршал Бернадотт), мечтавший о французской короне, ограничил участие шведов в кампании 1814 г., опасаясь негативного общественного мнения Франции на свой счет. Англия просто устала от войны (ее казна уже была истощена), и ее устраивали уже достигнутые результаты, правда, английский король еще владел Ганновером, поэтому британской короне судьба Германии была не чужда. А главным сторонником переговоров с Наполеоном являлась австрийская сторона. Ни Франц I, ни Шварценберг не могли по своим личным качествам играть первую роль в войсках коалиции, но в то же время не желали видеть других вождей, это означало бы ослабление влияния Австрии. Они очень опасались грядущей гегемонии России, а Александра I австрийцы подозревали в симпатиях к Бернадотту. Они втайне надеялись на регентство Марии‑Луизы в случае отречения Наполеона. Такая возможная ситуация их вполне устраивала. По словам знаменитого историка великого князя Николая Михайловича, «когда настало время дележа и чувствовалась близость Парижа, то мало кто мог сдерживать пыл своих страстей» (545). Но Австрия не могла позволить себе одна выйти из войны, тогда все влияние в Европе досталось бы другим (читай – Англии и России).