Виктор Безотосный - Все сражения русской армии 1804‑1814. Россия против Наполеона

Итогом этого дня стал полный разгром двух прусских армий – примерно свыше 100 тыс. человек. Это было даже не повторение ульмского сценария 1805 г., а достижение в двух полноценных сражениях полного триумфа французского оружия. Пруссаки были полностью деморализованы и бежали. В результате их энергичного и быстрого преследования военная мощь Пруссии была полностью сокрушена: толпы солдат попадали в плен, небольшим кавалерийским отрядам без всякой попытки сопротивления сдавались мощные крепости с многотысячными гарнизонами. Такая же судьба постигла и столицу королевства Берлин. Туда французы без боя вошли 25 октября. Последние крупные остатки прусских армий под командованием упрямого генерала Г.Л. Блюхера, решившего драться до конца, сдались под Любеком 7 ноября 1806 г. Вся Саксония и территория Пруссии до р. Одер была занята французами, и они продолжили свое движение в Польшу и Восточную Пруссию, чтобы не дать противнику опомниться и мобилизовать последние оставшиеся силы.

Но окончательно ставить победную точку в военных действиях 1806 г. Наполеону было еще рано. Впереди его ждала русская армия, правда, так же как и в 1805 г., ей предстояло действовать фактически уже без союзника. Но война для французского императора затягивалась, а он не любил подолгу отсутствовать в Париже, поскольку оттуда лучше всего контролировать положение в империи и состояние дел вне ее.

Пруссия понесла в кампании 1806 г. огромные потери, и они с трудом (в литературе приводятся цифры со значительными расхождениями) поддаются подсчетам: примерно 25 тыс. убитых и раненых, 140 тыс. пленных, а в руках победителей оказалось 2000 орудий, все вооружение прусской армии, огромное количество боеприпасов, провианта, которым можно было прокормить французскую армию в течение одной кампании, двадцать тысяч лошадей, не разрушенные первоклассные крепости. И все это произошло в течение одного месяца: Наполеон вступил в Пруссию 8 октября, а 8 ноября сдалась ее последняя крупная крепость Магдебург. Главное, после предвоенного взрыва патриотического воодушевления в Пруссии наблюдался полный упадок духа, он затронул не только войска, но и все государственные институты Пруссии. И так же как австрийский император после Ульма, 21 октября 1806 г. прусский король Фридрих‑Вильгельм III вступил в переговоры с Наполеоном и предложил тому заключить перемирие. Но французский полководец не хотел давать передышку противнику, не остановил преследования, а лишь выдвинул настолько жесткие требования, что прусский король, даже не обладая волевым характером, счел за благо продолжить борьбу.

Конечно, он мог это сделать, лишь опираясь на русские силы, тем более что Александр I, как только узнал о печальных обстоятельствах разгрома пруссаков, сразу подтвердил своему союзнику все ранее взятые на себя обязательства. Уже 16(28) октября 1806 г. в Гродно была подписана военная русско‑прусская конвенция, по которой определялся порядок вступления русских войск на территорию королевства.

Только примерно 15 тыс. пруссаков под командованием генерала А.В. Лестока оказались в Восточной Пруссии и смогли соединиться с русскими войсками, в конце октября вступившими на прусскую территорию. Но в распоряжении у прусского короля оставалась лишь небольшая часть восточной территории его королевства, а сам он к началу 1807 г. перебрался в пограничный с Россией город Мемель, но даже его казна по его просьбе была перевезена от греха подальше в Россию.

Военная катастрофа Пруссии стала полным потрясением для всей Европы. Такого никто не ожидал – за один день крупнейшее европейское государство потерпело неслыханное поражение и фактически было поставлено на колени. Даже сам французский император ранее имел более высокое мнение о боеспособности своего противника. До 1806 г. он явно переоценивал военные таланты наследников славы знаменитого короля‑полководца Фридриха II. Фактически на поверку Пруссия как государство оказалась мыльным пузырем. Лучше всех кратко и емко выразился по этому поводу знаменитый Генрих Гейне, и его слова любят приводить историки: «Наполеон дунул на Пруссию, и она перестала существовать». Война обнажила все феодальные пороки, как армии, так и прусского королевства, слишком долго жившего за счет памяти славного прошлого. Историк С.М. Соловьев даже позволил себе сделать уничижительное и ироническое замечание в этом ключе: «Труп, отлично сохранившийся в безвоздушном пространстве, рассыпался при выносе на свежий воздух» (72).

Эта была не только военная победа над феодальной армией, Йена и Ауэрштедт стали приговором старому режиму. После Ульма и Аустерлица последовали события 14 октября 1806 г., и не только политику или феодальному правителю, но и любому здравомыслящему человеку, даже не вдаваясь в детали, стало ясно, что старый мир рушится. Наглядными примерами этого являлись повторяющиеся триумфы французского оружия над лучшими и сильнейшими армиями Европы. Необходимо было не просто что‑то подправлять, но и задуматься, что и как делать дальше для сохранения старого мироустройства. Во всяком случае, в военной сфере не Аустерлиц 1805 г., а именно события 1806 г. поставили точку и подвели окончательные итоги развития линейной тактики. Что же касается Пруссии, то после страшной катастрофы, выпавшей на ее долю, это государство поневоле вынуждено было после окончания войны взяться за проведение реформ в самых разных сферах, в том числе и в военной области.

Трудно сказать, в какой степени эти события повлияли на Александра I. Одно несомненно, что по его взглядам на армию и на войну был нанесен очередной большой удар. Он с юности мечтал о военных подвигах, и ему хотелось, блистая полководческими решениями на полях сражений, превзойти убеленных сединой и доблестью старых генералов. Поэтому в 1805 г. он стал первым русским монархом после Петра I, присутствовавшим на театре военных действий. Ему, видимо, не терпелось покрыть себя воинской славой, столь лестной для властителя. Но тогда «военное ребячество» и гатчинское воспитание было противопоставлено гению первого полководца Европы. Отправляясь на войну, он надеялся погреться в лучах русских побед над Наполеоном. Хорошо знакомый лишь с парадной стороной военного дела и переоценивший боеспособность русских войск, император стал свидетелем катастрофического поражения русских при Аустерлице. Испив в полной мере горечь неудач Аустерлица, Александр I, вероятно, вынужден был сделать вывод о том, что первым полководцем в Европе всегда будет его противник. Феноменальные события Йены и Ауэрштедта должны были его лишний раз убедить в этом. Поэтому он выбрал для себя иную сферу и все силы направил в область высокой политики (конечно, не забывая держать под полным контролем армию). Как дипломат российский император показал себя затем мастером политического расчета, в чем ему отдавали должное многие современники. «Это – истинный византиец, – высказывался о нем сам Наполеон, – тонкий, притворный, хитрый» (73).