Виктор Безотосный - Все сражения русской армии 1804‑1814. Россия против Наполеона

Остановка в Тарутинском лагере имела для русских войск самые благотворные последствия. Как известно, Кутузов, осмотрев местонахождение лагеря, якобы сказал: «Теперь ни шагу назад». Армия не только отдохнула, но пополнила запасы и получила подкрепления. Но именно там после оставления Москвы вновь разыгрались генеральские страсти. А.С. Пушкин как‑то обронил странную на первый взгляд фразу о том, что М.И. Кутузов оставался в «мудром деятельном бездействии в Тарутине». На самом деле главнокомандующий и его военачальники продолжали активно действовать, правда, не на поле брани. Основным местом «действия» стали армейские штабы, где бушевали нешуточные страсти, разыгрывались различные закулисные комбинации, а причина таилась в оскорбленном честолюбии и непомерных амбициях генералов. «Я в Главную Квартиру почти не ежжу, – писал 7(19) октября Н.Н. Раевский А.Н. Самойлову, – она всегда отдалена. А более для того, что там интриги партий, зависть, злоба, а еще более во всей армии егоизм, не смотря на обстоятельства России, о коей ни кто не заботится» (367).

Высший генералитет и штабная молодежь «за глаза» критиковали нового главнокомандующего. «Критиков» Кутузова с лихвой хватало, и вполне понятно почему. По словам Ф.В. Ростопчина, после оставления Москвы его называли то «предатель», то «темнейший», а многие офицеры громко заявляли, «что стыдно носить мундир». Сам же Ростопчин, стараясь всячески очернить Кутузова, явно сгущал краски; кроме того, распространял в армии копию своего письма (составленного в язвительном тоне) к Кутузову, она ходила в рукописном виде и, по словам А.А. Шаховского, вредила «доверенности подчиненных к начальнику, от которого зависела судьба России» (368). Среди тех генералов, кто неодобрительно и негативно отзывался о М.И. Кутузове, были многие известные лица и герои 1812 года: П.И. Багратион, М.Б. Барклай де Толли, Л.Л. Беннигсен, А.П. Ермолов, М.И. Платов, Н.Н. Раевский, Д.С. Дохтуров и др. Помимо личных и старых служебных обид, генералы ставили ему в вину чисто профессиональные упущения: проигрыш Бородинского сражения, оставление Москвы без боя, разлад армейской системы управления, пассивность и бездеятельность в ведении военных действий. В доносах, поступавших из Тарутино в Петербург, фигурировало и обвинение, что главнокомандующий спит по 18 часов в сутки. Весьма любопытную реакцию на это заявление продемонстрировал генерал Б.Ф. Кнорринг: «Слава Богу, что он спит, каждый день его бездействия стоит победы». Не менее оригинально и живо тот же генерал отреагировал на другое обвинение («возит с собою переодетую в казацкое платье любовницу»): «Румянцев возил их по четыре. Это не наше дело» (369).

Следует отметить, что в тот момент в военных кругах новый главнокомандующий за оставление Москвы и дезорганизацию войскового управления подвергался яростным нападкам, не менее жестким, чем в свое время под Смоленском Барклай. Письма к нему от императора, наполненные в этот период упреками и выговорами, дают полное основание считать, что Александр I в сложившейся критической ситуации был не просто недоволен Кутузовым, но и готовился при появлении веских оснований отстранить его от командования (на этот пост уже обсуждалась кандидатура П.А. Зубова). И такая ситуация во многом связывала М.И. Кутузову руки: он не мог в одночасье расправиться со своими хулителями. В то время при армии находились имевшие большой вес в общественном мнении и носившие тяжелые генеральские эполеты Л.Л. Беннигсен, М.Б. Барклай де Толли, Ф.В. Ростопчин и Р. Вильсон – главные и гласные (как имевшие право писать царю) критики главнокомандующего.

Но в армии не было единой и хорошо организованной антикутузовской «партии», так как каждый из названных лиц имел свои резоны и преследовал собственные цели. Кроме того, большинство относилось к возможным коллегам по оппозиции не менее негативно, чем к верховному вождю русских армий. В общем какая‑либо база для возникновения сплоченной коалиции полностью отсутствовала. В этих условиях М.И. Кутузов получал неоспоримые преимущества для борьбы с генеральской фрондой. Будучи человеком мудрым и хитрым, обладая огромным терпением и богатым опытом придворных и дипломатических интриг, он никогда не торопился, всегда соблюдал внешний политес и прилюдно оказывал знаки внимания и уважения в отношении генералов‑конкурентов, но в то же время дожидался удобного момента, чтобы удалить или нейтрализовать соперника. Труднее приходилось с теми, кто находился вне его компетенции. Критика действий «светлейшего» раздавалась не только из стана русских воинов, но и от английского генерала р. Вильсона, а также и от московского главнокомандующего Ф.В. Ростопчина, не в полной мере подвластных высшему военному командованию. С потенциальными конкурентами (критиками, которые могли «подсидеть») Кутузов, проявив терпение и незаурядные способности в закулисной борьбе, разобрался в течение 1812 г. Не любивший нового главнокомандующего П.И. Багратион выбыл из строя после Бородина; затем, можно сказать добровольно, сошел с дистанции оскорбленный Барклай де Толли; отдалился волею судьбы от эпицентра событий Ростопчин. Перестали фактически существовать и штабы 1‑й и 2‑й армий – центры интриг и борьбы генеральского честолюбия.

Раздражающим фактором долгое время оставался лишь Л.Л. Беннигсен, единственный из высшего командного состава, кто обжаловал поведение главного вождя армий в письмах к императору. Он же оставался притягательным звеном для всех недовольных Кутузовым, особенно в среде штабной молодежи. По словам В.И. Левенштерна, «центром злословий была квартира генерала Беннигсена. Там сходились, чтобы посмеяться над князем‑главнокомандующим даже те люди, коим он наиболее покровительствовал. Они видели в генерале Беннигсене преемника Кутузова и преклонялись перед восходящим солнцем» (370). Но после допущенных Беннигсеном тактических промахов во внутригенеральских разборках царь дал Кутузову карт‑бланш на решение его участи, и главнокомандующий эффектно выслал из армии своего главного конкурента, причем смог отомстить Беннигсену с «изысканной жестокостью». Александр I вместе с наградами за Тарутинское сражение прислал в армию и письма Беннигсена с критикой главнокомандующего. Кутузов вызвал Беннигсена, заставил адъютанта читать свое собственное представление на Беннигсена за Тарутинское дело, затем вручил ему золотую шпагу с алмазами и 100 тыс. рублей, пожалованных царем. После чего велел также громко читать донесение Беннигсена императору. Во время этого действия его начальник штаба «стоял, как будто гром разразил его, бледнел и краснел» (371). Не случайно Н.Н. Раевский еще в 1810 г. писал о нем: «С Кутузовым же и никому служить не безопасно, хотя по моему мнению он более других имеет способов командовать» (372). Но в разыгравшемся противодействии «Кутузов – Беннигсен» нельзя найти национальной подоплеки. Несмотря на то что у Беннигсена в армии имелось много личных недоброжелателей, вокруг него постоянно группировалась часть военной элиты с русскими титулованными фамилиями.