Барбара Такман - Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

Борлейз и ученые после него полагали, что финикийцы открыли Британию приблизительно в XIV в. до н. э. 9. Любопытно, что приблизительно в это же время, по предположениям современных археологов, были воздвигнуты комплексы Стоунхенджа и Эйвбери 10. Их строительство археологи приписывают, разумеется, не финикийцам или друидам, а племени культуры колоковидных кубков, одному из племен индоевропейской группы, которые с территории Западного Средиземноморья распространились на север и запад, пересекли Альпы и дошли до Британии приблизительно в XVIII в. до н. э., то есть в начале бронзового века. Эти крупнокостные кочевники, полагавшиеся главным образом на скотоводство, но знакомые с сельским хозяйством, имели круглые головы и строили круглые могильные холмы. В Британии они вытеснили более ранее население культуры неолита, которое (так удобно) имело головы вытянутые и строило вытянутые курганы. Археологи до крайности любят людей культуры колоковидных кубков, чью поразительную миграцию прослеживают по всей Европе по черепкам, металлическим пуговицам и пряжкам. Но как бы ни была высокоразвита культура этих кочевников, о них стало слишком поздно известно, чтобы они могли соревноваться за место предтеч в сознании читающих Библию масс. Захороненный в кургане скелет, сколько бы пряжек и кубков при нем ни находили, не столь привлекателен на роль предка, как правители древних Тира и Сидона [6] Идея, однако, не умирает. В 1924 г. Лоренс Уэделл опубликовал книгу с претензией на научность под названием «Финикийское происхождение бриттов, шотландцев и англосаксов». Опираясь на свидетельства каменных артефактов, автор выстраивает неплохую теорию; но его тревожит, что финикийцы были семитским народом, и он сам подрывает возможность быть воспринятым всерьез, утверждая, что они были арийцами и что существующие их изображения следует «чуточку подправить в области носа, чтобы они укладывались в арийский тип». — Прим. автора. , столь знакомые по страницам Ветхого Завета.

Официально эта традиция была подтверждена и упрочена, когда президент Королевской академии лорд Лейтон получил заказ написать фреску, изображающую «коммерцию античности» на стенах Королевской Биржи в Лондоне. Там всем напоказ изображены чернобородые финикийцы, разворачивающие пурпурные ткани перед изумленными бриттами, которые в обмен предлагают им шкуры и слитки олова.

В 146 г. до н. э. борьба Карфагена и Рима за контроль над Средиземноморьем наконец завершилась победой последнего. С этого момента финикийцы сходят с исторической арены, и мирская власть Востока переходит к марширующим легионам Италии. Вскоре они станут хозяевами и Палестины, и Британии и выкуют новое звено между ними.

Когда Британия впервые вышла из тумана доисторических времен на страницы «Записок» Юлия Цезаря, Храм еще стоял. За сто лет или около того, между эпохой Цезаря и падением Храма в 70 г. н. э., Рим покорил и Иудею, и Британию. И евреи, и бритты стали поданными Риской империи, соединенными вездесущими римскими легионами.

Помпей вступил в Иерусалим в 64 г. н.э, когда немощный наследник некогда великой династии Маккавеев призвал римлян на помощь в войне против своего равно никчемного брата. Римляне, разумеется, остались. Помпей низвел Иудею до статуса провинции, и хотя позднее она на краткий период удостоилась ранга зависимого царства при Ироде Великом, но все равно осталась частью Римской империи.

Тот же сценарий, при котором внутренняя рознь открыла двери римским завоевателям, разыгрался в Британии. Хотя Цезарь выиграл битву с бриттами, он не смог завершить завоевание, поскольку у него были связаны в руки в Галлии и его одолевало множество проблем в самом Риме. Но теперь на Британию легла августейшая тень Рима. Шанс заменить тень на нечто более существенное представился в 40-х гг. н. э., когда в Риме правил император Клавдий, а в Британии — царь Циноболин или Кимбелин. Мятеж сыновей, свары между различными племенами и проблемы выплаты дани привели к гражданской войне в Британии, в ходе которой мятежный вождь одного из племен отправился за помощью в Рим, раскрыл внутренние противоречия своих соотечественников и вернулся с готовыми воевать легионами. Книгочей Клавдий, пусть и не был воином, не был, однако, и глупцом и шансы на новые завоевания видел не хуже полководцев. Когда улеглась пыль, как всегда на поле стоял римлянин. Клавдий лично приехал в Британию праздновать свой триумф и по этому случаю воздвиг триумфальную арку в самом Риме.

Этим параллели между участью двух стран не ограничиваются. Восстание кельтских племен во главе с Боудиккой и восстание евреев в Иудее случились на противоположных концах империи Нерона в одно и то же десятилетие. Оба восстания были заведомо обречены, оба вдохновлялись фанатичным патриотизмом и отчаянной смелостью, и оба потерпели поражение. В 61 г. н. э. Боудикка, спровоцированная зверствами римлян, собрала армию, чьи шипастые колесницы мятежно пронеслись по римским поселениям. Это был доблестный удар, который, однако, не удалось повторить впредь. Римские подкрепления пересекли пролив, раздавили восстание царицы, перебили ее народ, положив конец последней попытке кельтской Британии сбросить римское ярмо. В 66 г. н. э. еврейские зелоты попытались сходным образом свергнуть своих римских владык, три года они сопротивлялись армиям Веспасиана и Тита. Но под конец истощенный голодом Иерусалим был взят штурмом, Храм предан огню, а еврейская государственность уничтожена.

«Какое безумие навело иудеев на мысль, будто они смогут выстоять против Рима, когда все прочие народы терпели поражение?» — вопрошал красавец Тит и напоминал слушателям о недавнем поражении бриттов. На этом молодом полководце, будущем императоре и «любимце богов», сошлись, как сам он это понимал, Иудея и Британия. Понимал, когда стоял на рушащейся стене, пока ревело и трещало пламя в священном Храме, который он тщетно старался уберечь от фанатизма его отчаянных защитников и оголтелого гнева собственных солдат. Внутри городских стен поднималась вонь от скопившихся за много месяцев непогребенных тел тех, кто погиб от голода на улицах. За ними высился лес крестов с гниющим грузом гражданских, попавших в ловушку между смертью от голода и смертью от римских мечей, излавливаемых и распинаемых самими осажденными, когда каждую ночь пытались выбраться из обреченного города. Стены города лишь навлекли на него смерть. Оглядываясь по сторонам, Тит вспомнил про другую стену, которая тоже подвела своих защитников. «Скажите на милость, — сказал он пленным, — что может быть большим препятствием, чем стена океана, которая окружает бриттов, однако и они склоняются перед мощью римского оружия» 11.