Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

На основании этого С.Т. Минаков делает вывод о том, что какой-то заговор среди военных все-таки существовал: «Похоже, что именно арест И. Гарькавого и опасение, что «он начнет всех выдавать», могли послужить сигналом для особого беспокойства Б. Фельдмана, так как он считал, что И. Гарькавому было кого и в чем-то «выдавать», рассказывать о каких-то действиях «генералов», которые они совершали, преднамеренно не ставя об этом в известность руководство армии, партии и правительства. Следовательно, как тогда рассуждали, действия «оппозиционных генералов» можно было квалифицировать как «заговор».

Однако нам подобный вывод кажется необоснованным. Вот что сообщает о Я.И. Зюзь-Яковенко Н.С. Черушев:

«При аресте в квартире у него (Зюзь-Яковенко. – Б.С. ) была обнаружена его записка на имя Ворошилова, содержащая просьбу о личном приеме для «важного и неотложного в данный момент заявления политического характера». В своем объяснении начальнику Управления НКВД по Калининской области по поводу этой записки Зюзь-Яковенко указал, что он хотел лично доложить наркому обороны о командарме 1-го ранга И.П. Белове и его антисоветских высказываниях. По словам Зюзь-Яковенко дело обстояло так: он, исполняя должность начальника штаба Ленинградского военного округа, вместе с командующим Беловым и членом Военного совета округа И.Е. Славиным весной 1933 года находился с инспекторской проверкой в стрелковой дивизии, дислоцированной в Карелии. После окончания учений они втроем в районе Петрозаводска зашли в один крестьянский домик, чтобы погреться. Крестьяне оказались переселенцами, прибывшими недавно из Псковской губернии. Белов и Славин расспрашивали их о житье-бытье. Крестьянская семья оказалась бедной, ранее безземельной и занята она была раскорчевкой леса под посев. Через непродолжительное время, возвращаясь пешком по мокрому снегу к станции, идя цепью метрах в 5—10 друг от друга, Зюзь-Яковенко слышал, как Белов недовольным голосом громко произнес: «Да что и говорить, тут раньше без фунта мяса никто и не садился обедать, разорили всю страну». Зюзь-Яковенко считал, что хотя Славин в этот момент находился немного дальше от Белова, чем он, все же у него (Зюзь-Яковенко) «не было никакого сомнения, что он тоже слышал эту фразу». Расценив услышанные слова Белова как антисоветский выпад, Зюзь-Яковенко полагал, что Славин об этом доложит в Москву. Он некоторое время ожидал соответствующего реагирования со стороны ЦК ВКП(б), наркома Ворошилова и начальника ПУРККА Гамарника, но, не дождавшись этого, перестал, по его словам, доверять Белову и Славину, что привело к ухудшению служебных и личных отношений между ними. Далее в том же объяснении Зюзь-Яковенко указал, что встретившись 1 июня 1937 года на заседании Военного совета с Беловым, он имел с ним разговор о Славине. На его вопрос, что Белов думает о Славине, тот ответил: «Славин – «мертвый человек» (имеется в виду особая близость Славина к Гамарнику, только что покончившему жизнь самоубийством. – Н.Ч. ), но тут же пояснил: «О нем я не буду ничего говорить на пленуме (то есть на заседании Военного совета. – Н.Ч. ). Знаешь, в такой кутерьме долго ли оговорить человека понапрасну». Как видно из объяснения Зюзь-Яковенко, сам он предполагал выступить на одном из заседаний Военного совета 1–4 июня 1937 года и рассказать о двурушничестве командарма И.П. Белова и комдива К.А. Мерецкова, однако не получал слова, после чего и решил лично обратиться к наркому Ворошилову».

По характеру того материала, который Зюзь-Яковенко собирался сообщить Ворошилову и членам Военного Совета, видно, речь шла всего лишь о разговорах с критикой коллективизации. Очевидно, Зюзь-Яковенко и другие военные опасались, что нарком припомнит им многие подобные разговоры, в которых они участвовали и в ходе которых, вероятно, критиковали не только Ворошилова, но и самого Сталина. Однако от разговоров с критикой Сталина до военного заговора против него – дистанция огромного размера.

По мнению С.Т. Минакова, «в разговорах и обсуждениях вопроса об отставке К. Ворошилова, т. е. в «заговоре», так или иначе, принимали участие: М. Тухачевский, Я. Гамарник, И. Якир, И. Уборевич, А. Корк, В. Путна, В. Примаков, С. Каменев, В. Левичев, Б. Фельдман, И. Кутяков, И. Гарькавый, возможно, М. Василенко, С. Савицкий и И. Смолин. Инициативу в объединении всех указанных выше лиц проявлял Б. Фельдман. От участия в «заговоре» отказался М. Тухачевский, возможно А. Корк и С. Каменев, а И. Кутяков, судя по всему, лишь принял обращение к сведению. Однако, поскольку они не сообщили о «заговоре» в вышестоящие партийные, военные и правительственные инстанции, то тоже считались его участниками».

На самом деле нет никаких данных, что Тухачевский отказался от идеи смещения Ворошилова, равно как и то, что противники Ворошилова хотели видеть вместо него не Тухачевского, а кого-либо другого. Заметим, что в тех условиях заменить маршала Ворошилова на посту наркома мог только другой маршал. А в иерархии вслед за Ворошиловым стоял Тухачевский, как первый заместитель наркома обороны, стоявший в иерархии выше другого первого заместителя, начальника Генштаба А.И. Егорова. Из пяти тогдашних маршалов только он и Егоров в годы гражданской войны командовали фронтами. Но Егоров считался полководцем, который жил реалиями гражданской войны, и для руководства современной армией не годился.

Как мог окончиться неподготовленный заговор, хорошо показал тот же С.Т. Минаков, описавший «случай, имевший место 5 августа 1934 г., когда начальник артиллерийского дивизиона Осоавиахима А.С. Нахаев ввел отряд курсантов, проходивших военную подготовку в лагерях, в расположение казарм 2-го стрелкового полка Московской Пролетарской стрелковой дивизии, дислоцированной почти в центре Москвы, и обратился к ним с речью. Ее содержание в пересказе свидетелей было приблизительно таковым:

«Мы воевали в 14-м и 17-м годах. Мы завоевали фабрики, заводы и земли рабочим и крестьянам, но они ничего не получили. Все находится в руках государства, и кучка людей управляет этим государством. Государство порабощает рабочих и крестьян. Нет свободы слова, страной правят семиты. Товарищи рабочие, где ваши фабрики, которые вам обещали в 1917 году; товарищи крестьяне, где ваши земли, которые вам обещали? Долой старое руководство, да здравствует новая революция, да здравствует новое правительство».

Поскольку курсанты были без оружия, после своей речи Нахаев отдал приказ занять караульное помещение полка и захватить находившееся там оружие. Правда, никто этот приказ выполнять не стал. Нахаева тут же арестовали. Его признали психически неуравновешенным человеком, что, в общем, соответствовало действительности. Его выступление выглядело бессмысленным. Очевидно, он и сам это понимал, поскольку намерен был тут же покончить самоубийством, запасшись для этого ядом. Однако не успел исполнить свое намерение из-за стремительного ареста. И руководство ОГПУ решило, что никакого заговора тут не было.