Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

Сталин не очень любил, чтобы кто-нибудь указывал ему, по какой дороге идти. А вот политический анализ страдает передержками или неточностями. Почему рабочий класс в Западной Европе должен быть слабее российского только потому, что последний опирается еще и на поддержку беднейшего крестьянства (к последнему большевики относили вообще больше половины всего крестьянства)? Ведь доля в населении рабочих там была на порядок выше, чем в России. И почему аппарат власти после Февраля в России «буржуазный», если ведущую роль во Временном правительстве играют социалистические партии?

В своем докладе Сталин также призвал товарищей по партии «не пренебрегать легальными возможностями, ибо никакая контрреволюция не может серьезно загнать нас в подполье».

В июле 1917 года также произошло важное событие в личной жизни Сталина. Он познакомился с 16-летней Надеждой Сергеевной Аллилуевой, дочерью рабочего Сергея Яковлевича Аллилуева. С семьей Аллилуевых Джугашвили впервые встретился в Тифлисе еще в 1903 году. Тогда Иосиф Виссарионович организовал сложную операцию по переправке ручного печатного станка из Тифлиса в Баку, для местной нелегальной типографии. Руководил операцией С.Я. Аллилуев. Теперь в Петрограде Сталин стал часто бывать у Аллилуевых.

Вот как описывала Надежду Аллилуеву бывший секретарь Совнаркома Лидия Фотиева в беседе с писателем Александром Беком: «Красивая она была, очень красивая. Грузинские глаза (дед грузин), почти всегда красивая, но иногда неинтересная. Вдруг проступало что-то грубое. Сталин с ней бывал очень груб».

Портрет Надежды оставила нам и ее дочь Светлана: «Мама родилась в Баку, и ее детство прошло на Кавказе. Южная ее внешность иногда заставляла тех, кто плохо знает Грузию, принимать ее за грузинку. На самом деле такими бывают болгарки, гречанки, украинки – с правильным овалом лица, черными бровями, чуть вздернутым носом, смуглой кожей и мягкими карими глазами в черных прямых ресницах. Правда, у мамы к этому облику было добавлено что-то от цыган – какая-то восточная томность, печальные глаза и длинные суховатые пальцы. Она очень любила кутаться в шали, ей это шло; на ней естественно выглядело бы и индийское сари».

Словом, Надежда была настоящая восточная красавица, и неудивительно, что Сталин ее полюбил. Сталин же не был красавцем: рябой, низкорослый, с высохшей левой рукой. Однако романтический ореол, которым был окружен в глазах юной Нади бывалый революционер, искупал все внешние недостатки ее избранника.

Брак Надежды и Иосифа был зарегистрирован 24 марта 1919 года. Но, по утверждению их дочери Светланы Аллилуевой, родители поженились еще весной 18-го, в самый канун переезда Совнаркома, где Сталин возглавлял Наркомат по делам национальностей, из Петрограда в Москву. Для того времени такой разрыв между фактическим началом семейной жизни и официальным оформлением супружеских отношений был делом обычным.

Но вернемся в лето 1917 года. Торжество Временного правительства оказалось эфемерным. Керенский и его министры оказались не в состоянии разрешить ни одной из проблем страны: ни заключить мир, ни разрешить аграрный вопрос, ни остановить растущую инфляцию и прогрессирующий паралич промышленности. Его падение было предрешено. И в столицах не было другой силы, кроме большевиков, готовых поднять падающую власть. 3 августа 1917 года, по случайному совпадению – в день закрытия VI съезда РСДРП(б), выдвинувшего лозунг «Полная ликвидация диктатуры контрреволюционной буржуазии», в Богословской аудитории Московского университета открылся II Всероссийский торгово-промышленный съезд. На нем выступил лидер Торгово-промышленного союза видный русский предприниматель Павел Рябушинский. Он предупреждал: «…Мы знаем, что естественное развитие жизни пойдет своим чередом, и, к сожалению, оно жестоко покарает тех, которые нарушают экономические законы… Поэтому, господа, мы поневоле вынуждены ждать: эта катастрофа, этот финансово-экономический провал будет для России неизбежен, если мы уже не находимся перед катастрофой, и тогда уже, когда она для всех станет очевидной, тогда только почувствуют, что шли по неверному пути… Мы чувствуем, что то, о чем я говорю, является неизбежным. Но, к сожалению, нужна костлявая рука голода и народной нищеты, чтобы она схватила за горло лжедрузей народа, членов разных комитетов и советов, чтобы они опомнились… в этот трудный момент, когда надвигается новое смутное время, все живые культурные силы страны должны образовать одну дружную семью. Пусть появится стойкая натура купеческая! Люди торговые, надо спасать землю русскую». Под гром аплодисментов, когда весь зал встал, приветствуя оратора, худощавый человек с бородкой, в пенсне покинул трибуну, еще не подозревая, что его горячие и искренние слова уже завтра будут обращены против того класса, который он столь самоотверженно защищал. И уже 6 августа Сталин писал в петроградской газете «Рабочий и солдат»: «Вы слышите: потребуется костлявая рука голода, народная нищета… Гг. Рябушинские, оказывается, не прочь наградить Россию «голодом» и нищетой, чтобы «схватить за горло» демократические советы и комитеты. Они не прочь, оказывается, закрыть заводы и фабрики, создать безработицу и голод для того, чтобы вызвать преждевременный бой и успешнее справиться с рабочими и крестьянами».

«Преждевременным боем», однако, оказался вовсе не большевистский переворот, а выступление генерала Корнилова. Его провал развязал большевикам руки и привел к большевизации столичных Советов.

16 октября 1917 года Сталин вошел в состав «практического центра», непосредственно занимавшегося подготовкой вооруженного захвата власти. Этот центр, в свою очередь, действовал под руководством Военно-революционного комитета при Петросовете. В тот же день на заседании ЦК он всецело поддержал предложенный Троцким и одобренный Лениным курс на взятие власти насильственным путем, осудив предложение Зиновьева и Каменева отложить вооруженное выступление: «То, что предлагают Каменев и Зиновьев, объективно приводит к возможности для контрреволюции подготовиться и сорганизоваться. Мы без конца будем отступать и проиграем революцию. Почему бы нам не обеспечить себе возможности выбора для восстания и условий, чтобы не давать сорганизоваться контрреволюции?»

Троцкий был убежден, что «1917 г. вошел важнейшим этапом в формирование будущего диктатора… В центре политической жизни стояла проблема власти. Временное правительство с участием меньшевиков и народников, вчерашних товарищей по подполью, тюрьме и ссылке, позволило ему ближе заглянуть в ту таинственную лабораторию, где, как известно, не боги обжигают горшки. Та неизмеримая дистанция, которая отделяла в эпоху царизма подпольного революционера от правительства, сразу исчезла. Власть стала близким, фамильярным понятием. Коба освободился в значительной мере от своего провинциализма, если не в привычках и нравах, то в масштабах политического мышления. Он остро и с обидой почувствовал то, чего ему не хватает лично, но в то же время проверил силу тесно спаянного коллектива одаренных и опытных революционеров, готовых идти до конца. Он стал признанным членом штаба партии, которую массы несли к власти. Он перестал быть Кобой, став окончательно Сталиным».