Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

Кроме того, разве можно упускать из виду, что для того, чтобы переделать мир, надо иметь власть? Мне кажется, г-н Уэллс, что вы сильно недооцениваете вопрос о власти, что он вообще выпадает из Вашей концепции. Ведь что могут сделать люди даже с наилучшими намерениями, если они не способны поставить вопрос о взятии власти и не имеют в руках власти? Они могут, в лучшем случае, оказать содействие тому новому классу, который возьмет власть, но сами перевернуть мир они не могут. Для этого требуется большой класс, который заменил бы класс капиталистов и стал бы таким же полновесным хозяином, как он. Таким классом является рабочий класс. Конечно, надо принять помощь технической интеллигенции и надо, в свою очередь, оказать ей помощь. Но не надо думать, что она, техническая интеллигенция, может сыграть самостоятельную историческую роль. Переделка мира есть большой, сложный и мучительный процесс. Для этого большого дела требуется большой класс. Большому кораблю – большое плаванье».

В данном случае Сталин фактически оправдывал процессы по обвинению представителей технической интеллигенции во «вредительстве», прошедшие в СССР. На инженеров дореволюционной школы стремились списать просчеты пятилетних планов, низкую квалификацию рабочих и плохое состояние оборудования, значительная часть которого была установлена еще до 1917 года. Кроме того, партийные начальники нередко вмешивались в производственный процесс, командовали инженерами. Порой это также приводило к авариям, которые и списывали на вредительство тех интеллигентов, кто не принял Октябрьскую революцию и будто бы «не желал участвовать в строительстве нового общества». В точном соответствии со сталинской схемой «вредителей» обвиняли в том, что они действовали по приказу своих бывших хозяев – владельцев фабрик и заводов и совершали акты саботажа и диверсии, чтобы ослабить Советскую власть и подготовить будущую военную интервенцию Запада.

И еще Сталин мягко корил английского писателя: «Вы, г-н Уэллс, исходите, как видно, из предпосылки, что все люди добры. А я не забываю, что имеется много злых людей. Я не верю в доброту буржуазии». Прямо-таки диалог булгаковских Понтия Пилата и Иешуа Га-Ноцри!

Сталин продолжал: «Капиталистическое общество находится теперь в тупике. Капиталисты ищут и не могут найти такого выхода из этого тупика, который был бы совместим с достоинством этого класса, с интересами этого класса. Они могут частично выкарабкаться из кризиса на четвереньках, но такого выхода, через который они могли бы выйти с высоко поднятой головой, который не нарушал бы в корне интересов капитализма, они найти не могут. Это, конечно, чувствуют широкие круги технической интеллигенции. Значительная часть ее начинает осознавать общность интересов с тем классом, который способен указать выход из тупика».

Замечу, что подобные впечатления от сравнения капиталистического кризиса и социалистических пятилеток возникали только у тех представителей российской технической и иной интеллигенции, которые никогда не были на Западе. А на Западе, в свою очередь, такие настроения были лишь у тех интеллигентов, бизнесменов и тех же рабочих, кто не был непосредственно знаком с повседневной жизнью советских людей, с их суровой борьбой за существование. Поскольку СССР был страной весьма закрытой, мало кто из западной публики мог прожить там достаточно долго и общаться с простыми людьми без контроля со стороны ОГПУ. Это облегчало задачу Сталину и его пропаганде. В тех же случаях, когда люди получали возможность сравнивать жизненные реалии на собственной шкуре, выводы получались отнюдь не в пользу Советского Союза. Так, жена поэта Осипа Мандельштама Н.Я. Мандельштам вспоминала: «У деда (отца О.Э. Мандельштама. – Б. С. ) в Риге жил родной брат, вполне благополучный коммерсант. Он звал к себе деда в гости, и в двадцатых годах это было вполне осуществимо, но так старик и не поехал, потому что процедура получения разрешения на выезд и тогда была головоломной. Изредка к деду приходили из Риги подарки, и он ими очень гордился. В 32-м году к нам на Тверской (бульвар. – Б. С. ) пришел двоюродный брат Мандельштама. Он прослышал, что у нас в Советском Союзе люди благоденствуют, а у них начался экономический кризис. В семье стали поговаривать, что неплохо переехать в Советский Союз, и послали на рекогносцировку самого бойкого и толкового. Он приехал с туристической группой – они уже тогда существовали, но не играли никакой роли в нашей жизни, потому что встреча с иностранцем называлась шпионажем. За такое легко было заработать десять лет.

Кузен привез в подарок деду пару теплых кальсон и спросил Мандельштама, как у нас обстоит дело с коммерцией и с юрисконсульскими службами. Насчет коммерции Мандельштам знал, что такого не бывает, а про службы ничего сказать не мог. Он только посоветовал кузену хорошенько осмотреться и не действовать опрометчиво. Кузен и сам был не лыком шит. Дня через два он снова забежал к нам и сообщил, что у нас такой же кризис, как повсюду, но мы об этом не догадываемся, потому что на службах нам ничего не платят. У людей создается иллюзия, что они при деле, а зарабатывать средства к жизни они так отвыкли, что не замечают, что работают задаром. Еще он поинтересовался, почему у нас все так плохо одеты. Неужели не хватает денег на хороший костюм? Экономические идеи кузена рассмешили Мандельштама, и ему захотелось «дать отпор» – так назывался бойкий ответ иностранцу, который нам полагалось давать в случае нечаянной встречи. Он заверил кузена, что каждый служащий покупает два костюма в год, а выглядят они плохо одетыми потому, что брюки «просиживаются» в один месяц, а пиджаки скроены как на памятниках. Ничего более убедительного для иллюстрации нашего благополучия он придумать не мог. В Риге действительно никто из мелких служащих не заказывал себе двух костюмов в год. Кузен вынужден был это признать. Почему-то он усмехнулся и потом исчез. Юрисконсульская должность осталась вакантной, а дед больше никаких кальсон не получал».

Благодушному Уэллсу «давать отпор» не требовалось, и Сталин спокойно излагал ему основные принципы достижения победы коммунизма в мировом масштабе: «Революция, смена одного общественного строя другим всегда была борьбой, борьбой мучительной и жестокой, борьбой на жизнь и смерть. И всякий раз, когда люди нового мира приходили к власти, им надо было защищаться от попыток старого мира вернуть силой старый порядок, им, людям нового мира, всегда надо быть настороже, быть готовыми дать отпор покушениям старого мира на новый порядок… Процесс смены одного общественного строя другим является для коммунистов процессом не просто стихийным и мирным, а процессом сложным, длительным и насильственным…