Анатолий Сульянов - Берия. Арестовать в Кремле

— Подпиши! Не подпишешь — ночью в лесу застрелим, как собаку!

Федор, испытывая мучительные боли, терпеливо молчал…

И это спасло его от суда «тройки»…

Аресты уже давно проводились и в глубинке, вдали от городов, в деревнях, стоявших от большаков в десятках километров — врагов искали даже в избушках лесничих, в покосившихся от времени домах-развалюхах колхозников. Арестовывали скотников, конюхов, ездовых, сторожей, увозили в райцентры, где после избиений и издевательств крестьяне сознавались в совершении «террористических актов по сокращению поголовья скота», хотя скот пал зимой от бескормицы, в «срыве» госпоставок зерна государству. Колхозник, отец четырех детей, конюх, передовик социалистического соревнования, неоднократно награжденный грамотами за ударную работу, Вацлав Адамович после жестоких избиений в течение трех суток «показал на допросе и подписал протокол» о том, что он является активным участником контрреволюционной национал-фашистской организации, занимался вербовкой новых членов, участвовал в подготовке государственного переворота…

«Я был завербован год назад, — сообщалось в протоколе допроса. — Мне были даны следующие задания:

— собирать шпионские сведения, имеющие военное значение, а именно: расположение, вооружение, численность воинских частей, военных объектов и погранотрядов, численность отдельно командиров, политруков, красноармейцев;

— на случай войны с Польшей мне были даны задания взрывать мосты, военные объекты, нарушать связь, поджигать колхозные постройки;

— вербовать в контрреволюционную национал-фашистскую организацию новых ее членов».

При обыске и аресте этого конюха, «матерого шпиона» с двухклассным образованием, в доме ничего не было обнаружено: ни секретных кодов, ни запаса взрывчатки для подрыва мостов и военных объектов, ни даже охотничьего ружья. Самая ближайшая воинская часть — рота ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи) находилась в семидесяти километрах бездорожья…

«Тройка» определила ему расстрел. Расстреливали несчастных ночью, недалеко от Минска, в лесном урочище, в выкопанных осужденными огромных рвах, выстрелами в затылок из наганов. Там же расстреляли колхозного конюха, одетого в потертый кожушок, на ногах — сплетенные соседом лапти…

Один из арестованных, сторож колхоза, после многодневных пыток подписал протокол допроса с «приложением» списка на двести сорок «врагов народа», шпионов и диверсантов района, большинство которых он не только не знал, но и никогда не видел. Почти все они без суда и следствия были «осуждены» по первой категории. Уничтожались, как правило, мужчины в возрасте 25–40 лет. Многие деревни лишались наиболее крепкой рабочей силы, от чего падали урожаи, надои молока, поголовье скота. А это давало возможность НКВД обвинять руководителей колхозов и совхозов, простых крестьян в саботаже и вредительстве. Появлялись новые списки с резолюциями: «Осуждены по первой категории».

Случилось так, что при расследовании дела обвиненного в нарушении соцзаконности начальника отдела НКВД Белоруссии Г-на стало известно, что часть осужденных по первой категории не были расстреляны, не успели. Их дела были направлены на срочное доследование, после чего больше половины приговоренных к расстрелу были освобождены из-под ареста.

При расследовании дела ответработника НКВД Г-на выяснилось, что его заместитель В. Серышев избивал арестованных особенно жестоко. Один из пострадавших, сапожник по профессии, рассказал: «Серышев бил меня кулаками под ложечку. Я упал и начал кричать. Серышев встал ногой мне на горло, а затем сунул в рот носок ботинка… Бил о стену, кричал: “Будешь молчать — убьем и отвечать не будем”».

Что же происходило с людьми? Сам Серышев из бедной семьи, испытал голод, невзгоды, несправедливость, рос без матери и, казалось, должен был быть милосердным, снисходительным к человеческой слабости. Но нет же! Он стал жестоким, бессердечным, не внимавшим к просьбам и мольбе ни в чем не виновных людей, зная, что арестованные никогда не были ни шпионами соседних государств, ни диверсантами разведцентров капиталистических стран… Откуда бралась эта звериная жестокость?..

Только за 1937 год и первую половину 1938 года «в итоге разгрома антисоветского подполья в БССР» были арестованы тысячи его «активных участников»: троцкистов, зиновьевцев, правых, национал-фашистов, эсеров, бундовцев, меньшевиков, сионистов, церковников и сектантов… И это только в результате одной акции — «разгрома антисоветского подполья». А были акции и против шпионов-диверсантов, и против кулачества, и против террористов (тергруппы)…

После раскрытия в Москве «заговора военных» среди руководящих работников НКВД Белоруссии зародилась идея «раскрытия» идентичного заговора в Белорусском военном округе и среди руководителей погранотрядов НКВД, дислоцировавшихся на территории БССР. Один из арестованных пограничников после применения физических методов допроса «показал» на руководителя Управления погранотрядов НКВД БССР В. Красильникова.

В течение месяца Красильникова били, истязали, издевались, добиваясь признания в существовании заговора в рядах НКВД.

— Если был военно-фашистский заговор в Красной Армии, то, значит, он есть и в НКВД, — сказал Серышев при допросе. — И мы найдем заговорщиков.

И искали… Применяли испытанные методы допроса: арестованные стояли по восемнадцать — двадцать часов, что вызывало отек ног, их распухание и жестокие боли; беспрерывные приседания, от которых боль разливалась по всему телу, избиения резиновыми палками. Красильников исходил криком, терял сознание, бился на каменном полу в судорогах, пока его не отливали водой. Не добившись признания в «заговоре внутри НКВД», следователи применили самые жестокие, уже испытанные на других пытки — посадка на ножку опрокинутого стула со спиленной спинкой и «вертушку». Пограничник, истекая кровью, едва не сдался; снятый с ножки попросил врача — ему показалось, что разорвалась прямая кишка. Врач осмотрел и разрыва кишки не нашел. Красильникова снова на «вертушку»… В бессознательном состоянии находился несколько часов, потом назвал четыре случайные фамилии.

— Нам не группа нужна! — орал Серышев. — Нам заговор нужен! Дураки эти военные! Не понимают, что от них требуют! И тот, — Серышев кивнул на соседнюю камеру, — тоже молчит. Но мы дожмем их, гадов, все скажут!

В соседней камере в луже крови лежал на полу начальник штаба 3-го кавалерийского корпуса, полковник Г., не подписавший протокол допроса о признании связи с группой Тухачевского; его пытали несколько недель, выбили зубы, перебили переносицу, прижигали лицо горящей папиросой. Не выдержав пыток, полковник подписал все, что добивались от него следователи…