Сергей Нечаев - 10 женщин Наполеона. Завоеватель сердец

И то, что испытывала графиня Потоцкая, наверняка испытывали все без исключения польские дамы.

Увидев Марию, Наполеон остановился и пристально посмотрел на нее. Да, это была та самая очаровательная блондинка, с которой он разговаривал на почтовой станции в Блони и относительно которой ему недавно докладывал верный Дюрок. Она была миниатюрна и изящна, ее лицо одновременно было смущенным и светилось счастьем, и это придавало ей какой-то необыкновенно одухотворенный вид. На ней было простое белое платье и никаких украшений, кроме диадемы из цветов в белокурых волосах. Среди блестящих, разряженных дам она казалась воплощением невинности и скромности.

Наполеон сразу отметил то, что простой туалет молодой графини лишь еще больше украшал ее и в то же время открывал взору все ее прелести. Вопреки моде, она была почти не нарумянена, и это придавало ее красоте некий оттенок беззащитности. Одним словом, внешний вид ее был из той категории, что не ослепляет взора, но взывает к чувствам.

Наполеон жестом подозвал к себе князя Понятовского, с недавних пор ставшего наполеоновским генералом. Император шепнул ему несколько слов, и тот сразу же подошел к Марии.

— Император ожидал вас с нетерпением, — важно заявил князь. — Он счастлив вновь увидеть вас. Он твердил ваше имя, пытаясь запомнить его. Ему показали вашего мужа, но он лишь пожал плечами и сказал: «Бедняжка!» А еще он велел передать вам приглашение на танец.

— Вы прекрасно знаете, князь, что я не танцую, и у меня нет никакого желания менять свои привычки, — заявила в ответ Мария.

— Как же так! — возмутился глава польского временного правительства. — Император уже несколько раз осведомлялся о вас, говорил, что ему очень хочется посмотреть, как вы танцуете.

— Может быть. Но пока я воздержусь.

— Прошу прощения, но слова Наполеона — это… это… это приказ. И вы не можете уклониться от того, что он сказал!

— Приказ? — удивилась Мария. — Приказ танцевать? В это невозможно поверить… Нет и еще раз нет! Я не флюгер на крыше, который поворачивается туда, куда подует ветер…

— Это что, бунт? — начал нервничать князь Понятовский.

— Да, я всегда бунтую против несправедливости и безрассудных требований.

— Но ради бога! — воскликнул наполеоновский парламентер. — Вы только поднимите глаза и взгляните, чье поручение я выполняю. Он за нами наблюдает. Графиня, одумайтесь, я заклинаю вас!

— Вы компрометируете меня, князь, настаивая с таким жаром. Прошу оставить меня, на нас и так уже обращены все взоры.

И Юзеф Понятовский удалился, так ничего и не добившись. Ему оставалось одно: найти Дюрока и рассказать ему все, пусть уж тот сам докладывает о его фиаско императору.

Между тем танцы продолжались. Наполеон проходил по салонам, рассыпая вокруг себя любезные фразы, но мысли его были заняты совсем другим, и эти его любезности попадали не по адресу. В частности, у одной молоденькой девушки он спросил, сколько у нее детей; одну старую деву — не ревнует ли ее муж за красоту; одну чудовищно тучную даму — любит ли она танцевать. Он говорил, как бы не думая, не слушая имен, которые ему называли; и взгляд, и внимание его целиком были направлены к той, которая одна только и существовала для него в этот момент.

Но долго так продолжаться не могло. И вот раздосадованный император пересек зал, расталкивая на своем пути гостей, и очутился перед Марией. Она опустила глаза. Сердце ее так колотилось от страха, что готово было выскочить из груди: еще бы, она дерзнула отказать самому Наполеону. Он уставился на нее и вдруг выпалил:

— Почему вы не захотели танцевать со мной? Не на такой прием я рассчитывал…

Мария молчала и не поднимала глаз. Какие-то мгновения он все так же внимательно смотрел на нее, потом протянул к ней руку. Вся дрожа, словно загипнотизированная, она начала танцевать с ним.

Посмотрим теперь, как Мария сама рассказывает об этой сцене:

«В полном замешательстве, я даже не поклонилась ему. Я была так бледна, что он, показав пальцем на мое лицо и на мое белое платье, резко сказал: „Белое не идет к белому“. После этого он оставил строгий тон и спросил меня, чего я стесняюсь.

— Вы так воодушевленно говорили первого января, в чем же дело теперь? Я уверен, что вы что-то хотите мне сказать.

Его слова меня успокоили, и я высказала то, что хотела: что я и мои соотечественники стремимся к восстановлению Польши в прежних границах и надеемся, что, сокрушив своих врагов, он наденет польскую корону.

— Легко сказать, — проворчал он, — но если вы будете вести себя, как подобает, я подумаю над этим проектом всерьез.

И прибавил, понизив голос:

— Это не такой счет, который оплачивают по выполнении сделки, — платить надо вперед».

Естественно, все это свидетельство самой Марии Валевской. Никто другой этих слов не слышал и не мог слышать. Однако все вокруг увидели, что молодая графиня вдруг вся вспыхнула, а ее щеки стали пунцовыми. Положение ее становилось просто отчаянным. Теперь она в еще большей степени стала объектом пристального внимания всех собравшихся. Дамы, естественно, о чем-то зашептались, прикрывшись веерами.

Когда танец кончился, Наполеон проводил Марию Валевскую на место, поклонился и, многозначительно взглянув, произнес:

— Надеюсь, это не последний наш танец.

Молодая женщина ничего не ответила, а Наполеон развернулся на каблуках и вышел. Через несколько минут он покинул бал.

Каждый из писавших когда-либо о Марии Валевской описывает эту сцену по-своему. Фредерик Массон, в частности, пишет так:

«Он приближается к ней; соседки толкают ее локтями, чтобы она встала; и, поднявшись, страшно бледная, с опущенными глазами, она слышит: „Белое не идет к белому, сударыня“. Говорит он очень громко и прибавляет почти шепотом: „Я имел право ждать иного приема после…“ Она ничего не отвечает. Он смотрит на нее с минуту и идет дальше. Через несколько минут он уходит с бала».

Гертруда Кирхейзен обходится без прямой речи:

«На этом балу Наполеон мало говорил с Марией Валевской, хотя и танцевал с ней одну кадриль. По своему обыкновению, он спросил ее имя, фамилию, кто ее муж и так далее и, наконец, сделал замечание по поводу платья. Он нашел, что белый тюль недостаточно выгодно выделяется на белом атласе. Мария отвечала на все вопросы с неподражаемой грацией и природной застенчивостью, что бесконечно восхищало императора <���…> Пока он говорил с министрами и сановниками о политике и делах, его мысли неотступно витали около нее. Он видел только ее, он слышал только ее кроткий нежный голос, произносивший с милым чужестранным акцентом французские слова, и ее робкий, мелодичный смех».