Лоуренс Рис - Темная харизма Адольфа Гитлера. Ведущий миллионы в пропасть

Нацисты, подобные Хеппнеру, чувствовали возможность выдвигать свои собственные инициативы по «решению» созданной ими самими еврейской «проблемы». Это, а также их собственный антисемитизм, привело к одному из наиболее значительных последствий харизматического правления Гитлера — интернализации ответственности. Что бы ни говорили многие из этих людей по поводу того, что они «просто выполняли приказы» в рамках кампании по уничтожению, они действовали добровольно, поскольку считали, что поступают правильно. Адольф Эйхман, к примеру, сказал в 1945-м своим коллегам, что мысль о том, что он сыграл значительную роль в гибели миллионов евреев «давала ему чувство столь невероятного наслаждения, что он сошел бы в могилу с улыбкой» ‹66›. Даже люди, подобные Гансу Фридриху, рядовому солдату, служившему в 1-й пехотной бригаде СС и лично расстреливавшему евреев осенью 1941 года, более чем 60 лет спустя, говорили, что не испытывают никаких сожалений, поскольку их «ненависть к евреям была слишком сильна» ‹67›.

И за всем этим стояла фигура Адольфа Гитлера — санкционировавшего, поддерживавшего и вдохновлявшего убийства. В 1942 году Гитлер продемонстрировал готовность к компромиссам и прагматическим действиям: в апреле, выслушав доклад Альберта Шпеера, он согласился улучшить условия труда гастарбайтеров с Востока ‹68›, но это не касалось евреев. Они были обречены на смерть вне зависимости от положения на фронте. Не будет преувеличением предположить, что с этого момента Гитлер видел лишь одну цель в дальнейшем продолжении войны — уничтожение евреев.

Декабрь 1941 года ознаменовал коренной поворот в ходе войны: отныне наиболее вероятным исходом для нацистов представлялось поражение. Провал «блицкрига» — плана молниеносной войны и разгрома Советского Союза, — вступление в войну Соединенных Штатов, гигантские трудности, с которыми столкнулись нацисты, пытаясь управлять огромными территориями, при этом уничтожая их жителей миллионами — вот неустранимые причины, обусловившие начало конца.

Альберт Шнайдер, солдат одного из немецких подразделений, застрявших под Москвой, был одним из тех, кто уже тогда понял, что «война уже проиграна — все кончено хотя отступление еще даже не началось». И, по его мнению, дело не только в военных неудачах немцев, а дело в том, как ведут себя немецкие войска на оккупированных территориях. «Местных (т. е. советских граждан) постоянно грабят, отбирают все, все погреба перерыли в поисках картошки, ну и так далее — и никому в голову не приходит, что они и сами с голоду помирают. Это я к тому, что если бы к людям относились по-человечески — может, мы и выиграли бы эту войну» ‹1›.

Как и всегда, Гитлер с помощью Геббельса вину за провал «блицкрига» возложил на других — в основном на своих генералов. Например, в марте 1942-го он так охарактеризовал Браухича: «этот тщеславный, ни на что не годный трус не способен даже оценить ситуацию — не то что овладеть ею». Геббельс, который имел обыкновение заносить высказывания фюрера в дневник, записал тогда — и, по всей видимости, без иронии: «Своим (т. е. Браухича) постоянным вмешательством и неповиновением он полностью провалил план Восточной кампании, столь блестяще разработанный фюрером» ‹2›.

Гитлера выручило то, как неумело действовал Сталин в качестве Верховного главнокомандующего советскими войсками. 5 января 1942 года Сталин приказал одновременно провести целую серию наступательных операций по всему фронту. Это была сумасбродно амбициозная затея, и Сталин настоял на ней вопреки возражениям профессиональных военных. Попытки Красной Армии развить успех, достигнутый в декабре 1941 года под Москвой, завершились полным и катастрофическим провалом харьковского наступления в мае 1942-го, когда в окружение попали несколько советских армий, и более 200 000 советских солдат оказались в плену.

И все же главные проблемы, с которыми столкнулись немцы, не были решены. Вступление Америки в войну чрезвычайно укрепило позиции Великобритании. Услышав о нападении японцев на Перл-Харбор, Черчилль записал в свой дневник: «Ни один американец не осудит меня, если я скажу — узнать, что на нашей стороне Соединенные Штаты, — это для меня огромная радость. Не стану утверждать, что тщательно анализировал военную мощь Японии, но в такую минуту узнать, что Соединенные Штаты участвуют в войне — уже влезли по самую шею, и обратной дороги нет — это огромная радость. Это наша победа!» ‹3›

Черчилль был прав. В 1940 году Гитлер не смог пересечь Ла-Манш и вторгнуться в Великобританию, а о том, чтобы вторгнуться в Америку не могло быть и речи. Так как же Германия могла победить в принципе? Гитлер все еще цеплялся за мысль, что, разгромив Советский Союз, он сможет как-то удержать западных союзников от вступления в войну. Даже в армии многие продолжали верить в него — замечательное свидетельство мощи его харизмы. Карлхайнц Бенке, служивший в Ваффен-СС, например, был убежден, что все будет хорошо: «В тот момент мы были готовы клясться в безоговорочной верности фюреру… Понимаете, мы все еще испытывали восхищение, когда увидели его в Берлине (осенью 1942 года). Это был единственный раз, когда я видел его вблизи во время войны — он произносил речь во Дворце спорта. И в тот момент мы все еще испытывали воодушевление. Он был в серой полевой форме, из наград на нем был только Железный крест первой степени. У меня дух захватило! Даже теперь, должен сказать, когда опять слышу его речь, у меня дух захватывает. Не то чтобы я хотел вернуть назад те времена, но так было — тогда было именно так. И это трудно объяснить детям, внукам — если не жил в те времена» ‹4›.

Этот человек (Карлхайнц Бенке) продолжал поддерживать Гитлера в 1942 году потому, что верил — цели вождя не просто верны, но высоки и прекрасны. «Он дал нам картину мира совершенно немыслимую. Это была утопическая картина. Она захватила нас… В единой Великой Европе наше жизненное пространство расширялось на восток. Я тогда думал, что так и должно быть. И не задумывался обо всем, что с этим связано: убийство людей, и так далее, и тому подобное… А теперь мы иногда говорим в шутку — слава Богу, что проиграли войну, а то был бы теперь „гауляйтером“ — губернатором какой-нибудь провинции, нес бы службу где-нибудь вдали от дома. Понимаете, мне кажется, мы ощущали свое превосходство. Ощущали, что мы выше славян. Если задуматься, сегодня все это кажется наивным. Такая гигантская империя!» ‹5›

Иоахим Штемпель, тогда офицер 14-й танковой дивизии, в 1942 году тоже был преисполнен уверенности. «Могу сказать одно — нас всех вдохновляла вера и убежденность, что у нас получится все, за что бы мы ни взялись». Он и его товарищи по оружию думали, что «нет на свете ничего, чего мы не сможем добиться, — пусть будет трудно, пусть чего-то будет не хватать — у нас всегда была вера и убежденность, что наши вожди обо всем позаботятся» ‹6›.