Лин фон Паль - Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции

Если учесть, что впервые летописный Рюрик появляется в 860 году, и появляется он как военный конунг новгородцев против викингов иного происхождения, в 862 году утверждается в Новгороде, а спустя два года против него организуется военное сопротивление, то вывод из ситуации вполне очевиден: пришлый князь захватил власть, посягнул на особенности новгородского управления. Ключевский причину событий видит в следующем: «заморские князья с дружиною призваны были новгородцами и союзными с ними племенами для защиты страны от каких-то внешних врагов и получали определенный корм за свои сторожевые услуги. Но наемные охранители, по-видимому, желали кормиться слишком сытно». Ситуация для того времени стандартная: наемники нередко захватывали власть и провозглашали себя законными правителями. Но ведь был еще и народ! И народ привык пользоваться древним демократическим средством, а им было – вече. То есть, чуть что не так – и вперед, на средневековый Майдан. Геть, Рюрик, геть!

Гетькал Рюрика с трона Вадим Храбрый со своими советниками и оскорбившимися новгородцами. Имя «Вадим» наводило историков на самые разные мысли. Одни считали его иноземным и доказывающим, что Вадим был не славянином, а тоже каким-то викингом. Еще со времен Татищева была известна куцая родословная Вадима, и по ней он приходился кузеном Рюрику. Татищев возводил Вадима (как и Рюрика) в потомки местного князя Гостомысла, который и виновен был в призвании защитников-варягов. Другие думали, что Вадим – это просто испорченное «водим», то есть водитель войск, водила, воевода…

Воевода в противостоянии города и Рюрика, конечно, понятнее, особенно если учесть, что в том же году был казнен весь городской совет, а еще через пару лет новгородские большие люди всем коллективом бежали в Киев. Однако привычка летописцев писать имена князей вместе с их прозвищем (Ярослав Мудрый, Святополк Окаянный, Мстислав Удалой) известна хорошо, и Вадим Храбрый вполне этой схеме соответствует. А вот «воевода храбрый» как бы выходит за рамки традиции. В таком построении был бы не «вадим храбрый», а «храбрый водим ».

А может быть, Вадим (сокращенная форма от имени Вадимир) – реальное дошедшее до нас имя, хотя и весьма неожиданное. Но не в имени дело. Дело – в самой коллизии.

Через два года после официального призвания варягов Новгород отвечает на это первым русским бунтом. И, скорее всего, весьма серьезным. И этот бунт подавляется крайне жестоко: по мнению историка 19 века Якова Орлова, на городской площади были казнены все участники восстания, а самому Вадиму Рюрик отрубил голову лично. Однако и жестокость не дает результата – волнения продолжаются. И длятся аж три года. Бегство в Киев – это, собственно, и есть окончание противостояния. Новгородская знать именно таким способом и в дальнейшем покидала город, если события складывались не в ее пользу. Бежать не могли только «меньшие люди», новгородская чернь, поскольку бедность не способствует хорошему самочувствию на чужбине. Так богатые граждане поступают и сегодня: бегут на Запад, где у них есть надежные банковские счета. А более бедным – тем приходится доказывать, что они имеют право на политическое убежище. Некоторым везет, некоторых высылают на родину, некоторые кончают так, как Саша Долматов, бежавший в Роттердам и погибший там при странных обстоятельствах в январе 2013 года.

Через два года после официального призвания варягов Новгород отвечает на это первым русским бунтом.

И, скорее всего, весьма серьезным. И этот бунт подавляется крайне жестоко: по мнению историка 19 века Якова Орлова, на городской площади были казнены все участники восстания, а самому Вадиму Рюрик отрубил голову лично.

А тот, кто не бежит, расплачивается за бунт – как правило, головой. Как Вадим и те, кто пошел за ним в славном городе Новгороде. Впрочем, стоп. Некоторые историки вопрошают: а вообще, был ли бунт и был ли Вадим?

Другие им вторят: а был ли тогда уже основан и сам Новгород? Старая Ладога – точно была. Но вот Новгород… Огромный торговый центр северных земель был построен позже. Как же так? Либо Новгород в данном контексте подразумевает всю Новгородскую землю, либо – проблема с летоисчислением. В «Повести временных лет» «новгородского эпизода» нет. Никоновская летопись относится уже в 16 веку – могли сместиться и даты, и географические названия. Неужели летописные записи о Вадиме и первой русской смуте – всего лишь легенда?

Не думаю. Как раз в этом случае легенда слишком похожа на правду. Никакого смысла упоминать это событие, да еще и в таком сжатом виде, не было. Ни для обоснования правомочности притязаний Рюрика на высшую власть, ни для обоснования древности новгородских свобод. В первом случае летописи превосходно справлялись с задачей без упоминания местных мятежников, во втором – новгородские свободы начинались с глобального поражения горожан. Именно бессмысленность попыток трактовать этот эпизод в пользу какой-либо из сторон и говорит за его истинность. Тем более что реальность смуты в Новгородской земле подтверждает и археология: на это время приходятся находки многочисленных монетных кладов, а клады прятали именно в лихолетье.

Итак, что же могло произойти?

Известно, что Новгород возник из слияния нескольких мелких городищ, которые принадлежали разным этническим группам – словенам, мери и кривичам, что сохранилось в более позднем названии «городских концов» (говоря нынешним языком – городских районов). Изначально древний Новгород располагался на трех холмах: словенском Холме (Хольмгарде), Нереве (мереве) и Людине (с главной улицей Прусской), где жили кривичи. Город Новгород (Невогард), известный также как Хольмгард, был многонациональным и строился как торговый и ремесленный конгломерат и в качестве отдельных торговых и ремесленных поселений мог существовать задолго до летописного упоминания. Очевидно, последующее слияние этих «торговых точек» породило дикую борьбу за власть, которая прекратилась после появления военного предводителя, наемного князя (как у новгородцев практиковалось и много позже), который «наряжался» оборонять данную область от внешнего врага, о повадках которого он был превосходно осведомлен. И достаточно ясно, что наемный конунг воспользовался этим в собственных интересах – захватил власть и принялся строить собственную династию.

Местным племенным вождям это вряд ли могло понравиться. С ними были вполне солидарны их соплеменники, что и привело к изгнанию Рюрика и нескольким годам смуты. И, между прочим, несколькими годами смуты дело не ограничилось. Иначе после смерти Рюрика варяжским конунгам не пришлось бы срочно перебираться в тот самый Киев, в который прежде бежали новгородские «большие люди». Можно сказать, что мятежники князя Вадима или храброго воеводы с неизвестным именем победили варяжских гостей. Варяги были признаны только как военная власть, и полного самодержавия у них не получилось. Князь и княжеская власть в свободном городе и по всей Новгородской земле так и не прижились. Таким образом, реакция на самодержавные устремления пришельцев привела к созданию особой феодальной формы правления, аналогов которой в Киевской Руси не существовало. В этом плане «новгородский Майдан» свою задачу выполнил. Новгородцы не желали стать рабами и показали, что покорить их так же, как соседние финноугорские племена, не получится, и князь вынужден был идти на компромисс и заключать договор на прежних условиях – как равный с равными.