Владимир Поцелуев - Великий Ленин. «Вечно живой»

Если будет раскол – пусть. Если будет их большинство (сторонников социалистической коалиции. – В.П. ) – берите власть в ЦИК и действуйте, а мы пойдем к матросам. Мы у власти» [344].

Таким образом, проигравший Ленин не намерен был подчиняться партийной дисциплине, а готов был обратиться за помощью не к рабочим, да и не к народным массам вообще, а к матросам, которые лихо показали себя в дни октябрьского переворота.

Отвечая сомневающимся на вопрос «Удержат ли большевики власть» (статью с аналогичным содержанием Ленин опубликовал еще в конце сентября 1917 г.), вождь уверенно заявлял: «Но мы не одни. Перед нами целая Европа. Мы должны начать… Теперь только социалистическая революция. Все эти колебания, сомнения – это абсурд… будем бороться хлебными карточками…» [345]Ленин надеялся на Европу, но знал верный способ борьбы – голод. А на возражения своих политических оппонентов, что «власти нет», решительно предлагал – «тогда необходимо арестовывать», считая главным рычагом государственного управления насилие. Вождь большевиков с одобрением относится к призывам об арестах политически инакомыслящих. «Тверской делегат на съезде советов сказал «всех их арестуйте», – вот это я понимаю, – говорил Ленин, – вот он имеет понимание того, что такое диктатура пролетариата. Наш лозунг теперь: без соглашений, т. е. за однородное большевистское правительство» [346].

На безапелляционное заявление Ленина логично возразил А.В. Луначарский, напомнив, что в основе декрета о земле принята эсеровская программа. Исходя из этого, нужно учитывать и назначения в правительстве. «Технический персонал, – констатировал Луначарский, – который буржуазен или мелкобуржуазен… нас саботирует», но городская Дума не требовала изменения главной линии, а только представительства во власти. «Мы не наладим сами ничего, – подчеркивал Луначарский. – Начнется голод. Если не будут с нами те, которые саботируют. Можно, конечно, действовать путем террора – но зачем?..» [347]«Мы стали очень любить войну, как будто мы не рабочая, а солдатско-военная партия. Надо созидать, а мы ничего не делаем. Мы в партии полемизируем и будем полемизировать дальше – и останется один человек-диктатор» [348].

После этих слов раздались аплодисменты, свидетельствовал Троцкий. Из этого высказывания становится ясно, что из себя представляла партия большевиков в 1917 г. и чей образ все более и более приобретал черты диктатора.

Далее Луначарский старается вразумить Ленина: «Не можем справиться арестами, нельзя атаковать технический аппарат – он слишком велик. Народ так рассуждает. Наша программа должна быть выполнена при сохранении оружия в руках рабочих. Мы можем на этом отдохнуть. Сейчас мы не можем работать, ибо нет аппарата, это так будет недолго. Мы должны показать, что мы можем реально строить, а не только говорить: «дерись, дерись» – и штыками расчищать путь, – это не приведет ни к чему. Заставить людей, работающих плохо, работать лучше – легче, чем заставить неработающего работать. Я считаю, – заявил Луначарский, – перед всеми этими трудностями соглашение желательным. Никакие доказательства ваши (обращался он к Ленину) насчет меньшевиков убедить не могут. Я хорошо знаю, что работать так невозможно. Нельзя принципиально и нельзя рисковать массами жизней.

Не плодите разногласий, – упрекал Ленина его соратник по Совнаркому, – а они уже есть, массы к этому относятся нервно» [349].

Это была уже не партийная дискуссия, а политический бунт, и не только по принципиальному вопросу, а конкретно против вождя, захватывающего диктаторские функции.

Затем выступил Троцкий, красочно и оригинально. «…Нельзя, говорят, сидеть на штыках. Но и без штыков нельзя, – заявил он, подчеркнув: – Нам нужен штык там, чтобы сидеть здесь… будет вестись и впредь жестокая классовая борьба, – не открывая истины, заявил Троцкий, но затем недвусмысленно подчеркнул: – Вся эта мещанская сволочь, что сейчас не в состоянии встать ни на ту, ни на другую сторону, когда узнает, что наша власть сильна, будет с нами, в том числе и Викжель… Мелкобуржуазная масса ищет силы, которой она должна подчиниться». Троцкий подвел оргвывод против противников силового госуправления: «Кто не понимает этого – тот не понимает ничего в мире, еще меньше – в государственном аппарате…» [350]«Они (политические оппоненты большевиков: эсеры, меньшевики, кадеты и пр. – В.П. ) против нас именно потому, – с гордостью вождя утверждал Троцкий, – что мы проводим крутые меры против буржуазии. А ведь никто еще не знает, какие жестокие меры мы вынуждены будем проводить».

Наивный Троцкий не понимал или не хотел понять предостережение соратников. Он по-ленински считал, что коалиционная власть будет вносить в работу по государственному управлению колебания. «Но колебания в борьбе с врагами убьют наш авторитет в массах» [351]. «Что значит соглашение с Черновым? – задавал риторический вопрос Троцкий. – …это значит равняться по Чернову. А это было бы предательство. За это всех нас сейчас же расстрелять нужно» [352].

По логике Троцкого, за несогласие с линией Ленина тоже нужно было расстреливать, ну уже по минимальной мере, за идеи большевистского вождя «красная гвардия храбро умирает» [353]. «Предрассудки т. Луначарского – это наследие мелкобуржуазной психологии, – наукообразно резюмировал Троцкий, вынужденно добавив: – Это свойственно, конечно, отчасти и массам, как наследие вчерашнего рабства» [354]. Хотя Троцкий, как и Ленин, были «вчерашними рабами», а посему нужно было опасаться не «мелкобуржуазной психологии», а предсказания мудреца, проверенного временем: «Страшен раб, ставший господином».

В заключение Троцкий ответственно заявил: «Мы взяли власть, мы должны нести и ответственность» [355]. И все же директивное выступление Троцкого не разрешило кризисного вопроса.

Выступивший за ним Ногин, стараясь смягчить противостояние, произнес: «Товарищам слишком опротивело слово «соглашение», дело не в соглашении, а в вопросе: как быть, если мы оттолкнем все другие партии?» [356]

Более ясно в отношении текущего момента выразился Глебов-Авилов: «Положение серьезное не потому, что подходят ударники. Власть у нас в руках, мы можем справиться. Но у нас начинается саботаж внутри партии и почти официальный раскол. Этого не должно быть… Дело не в тех местах, которые нужно отвести другим партиям, а в том, что они не поведут нашей политики. Другого выхода нет, как сказать: «уйдите» [357].

2 ноября 1917 г., А.В. Луначарский, на которого очень обиделся Ленин, предлагая даже исключить его из партии [358], подал заявление в СНК о выходе из правительства якобы в знак протеста против разрушения Московского Кремля и других исторических памятников при захвате власти большевиками. Однако после примирительного разговора с Лениным на следующий день Луначарский опубликовал обращение «Ко всем гражданам России», в котором сообщал, что его отставка не принята и он остается на посту, «пока ваша воля не найдет более достойного заместителя». Через 16 лет 38-летний Анатолий Васильевич будет назначен полпредом СССР в Испанию.