Марина Федотова - Санкт-Петербург. Автобиография

В следующем году началось возвращение улицам Ленинграда исторических названий, на что бард А. М. Городницкий откликнулся песней :

В 1990 году был основан фонд спасения Петербурга-Ленинграда, а ЮНЕСКО включила исторический центр города в список объектов всемирного наследия. Год спустя первым мэром города был избран А. А. Собчак, а самому городу по результатам референдума среди горожан вернули первоначальное название – Санкт-Петербург .

Противостояние двух столиц – неотъемлемая черта российской истории на протяжении вот уже трех столетий. Это противостояние проявлялось и проявляется во всем – в политической и хозяйственной жизни, в культуре, в быту...

Честно говоря, до тридцати лет я и предположить не мог, что когда-нибудь переберусь в Петербург. Однако все сложилось именно так, чему я, уж позвольте, откровенно рад.

В советские времена среди москвичей – а я родился и вырос в Москве – считалось признаком хорошего тона ездить в Ленинград на выходные, на школьные и на студенческие каникулы. Это был своего рода «выезд в музей», приобщение к высокой культуре. Именно так и было со мной, еще в малосознательном возрасте: на каникулах мои родители, оба учителя, повезли группу школьников в Ленинград, и меня тоже взяли с собой. По причине малолетства я мало что запомнил из той поездки в середине семидесятых; в памяти отложились только лютая стужа – дело было зимой, а питерские зимы не в пример студенее московских, должно быть, из-за здешней сырости – и длиннющая очередь на вход в Эрмитаж, едва ли не на всю Дворцовую.

За десять школьных лет таких каникулярных поездок было немало, но, по большому счету, впечатлений о городе они не прибавляли – музей и музей, куда почему-то нужно добираться поездом. (В этих поездках радовало не столько место назначения, сколько сама романтика путешествия: «Комсомольская площадь, вокзалов созвездье», ползущий за окнами перрон, непременный утренний чай в высоком подстаканнике...) В начале восьмидесятых, правда, был летний визит с посещением пригородов – Павловска, Царского Села, Петродворца; до сих пор помню, как бродил по Павловскому парку с картой в руках и старательно отмечал все «обозренные» достопримечательности.

Первая «сознательная» поездка в Ленинград – город еще не успел снова стать Санкт-Петербургом – относится к студенческим временам. Я остановился у знакомых, в пятиэтажке близ Московской площади, вечерами выбирался в исторический центр, откуда можно было позвонить домой (в Ленинграде на центральных улицах стояли телефоны-автоматы междугородней связи, тариф 15 копеек за минуту), а днем ходил по книжным магазинам, прежде всего букинистическим, восторгаясь ассортиментом и ценами. (Московские «Букинисты» тогда отпугивали снобизмом, чувствовалось, что это в первую очередь заведения «для своих», а в Питере все было гораздо демократичнее.) В ту же поездку я впервые взглянул на город «изнутри», проник за парадный фасад, пройдя из конца в конец Московский проспект, от монумента Победы до Сенной площади (в ту пору площади Мира), где на подходах к Сенному рынку торговали книгами с рук. Сегодня забавно вспоминать тот «героический поход», растянувшийся почти на три часа: сам того не подозревая, я прошел мимо дома Б. Н. Стругацкого, умудрился за деревьями парка Победы не заметить СКК – спортивно-концертный комплекс, не обратил ни малейшего внимания на сталинскую архитектуру и Московские ворота; зато отчетливо запомнились многочисленные пирожковые и пончиковые – почему-то в Москве подобных точек общепита было не найти днем с огнем.

Тогда же, в студенческие годы, на курсе общей лингвистики я впервые услышал о соперничестве московской и ленинградской лингвистических школ. Не могу сказать, что в конце восьмидесятых это научное соперничество было по-прежнему актуальным (скорее, тогда структуралисты и первые «постструктуралисты» боролись с «филологами», и оба направления не имели однозначной географической привязки), но этот исторический факт почему-то запал в память.

Перестроечная Москва бурлила, в ней постоянно что-то происходило и менялось (официальный живой рок-концерт, пусть даже это была венгерская группа, чье название выветрилось из памяти, и гэдээровский «Карат», – не укладывалось в голове!), а вот перестроечный Ленинград поражал спокойствием, которое граничило с летаргическим сном. Разумеется, «московскому гостю» было не разглядеть подспудных процессов, происходивших в городе, тем более что он к этому и не стремился; а внешне в Северной Пальмире царили тишь да гладь, подобающие «музейному городу».

Пожалуй, самое яркое мое воспоминание тех лет о Ленинграде – разноцветные жилые дома. В Москве жилые новостройки были одинаково белыми (или серыми), а здесь взгляд буквально упивался многоцветьем: дома золотисто-желтые, охряно-красные, сине-белые, пастельно-зеленые... На взморье, в окрестностях гостиницы «Прибалтийская», внимание приковали дома на сваях, каких в Москве тоже было не увидеть. (Вообще в архитектурном отношении современный Ленинград-Петербург весьма схож с современным же Лондоном, особенно если сравнивать питерскую застройку конца девяностых – начала «нулевых» с застройкой южного берега Темзы.)

Надо признать, ни о каком переезде в Ленинград я тогда не помышлял. Да, приятно было приезжать, приятно гулять, но домом оставалась Москва. Так же было и позднее, когда появились бизнес-интересы, связанные с «новым старым» Петербургом. Москва, повторюсь, оставалась домом, хотя в городе на Неве я ориентировался все лучше и лучше, и питерские адреса, которые мне называли, уже не пугали, как поначалу, своей экзотичностью и неизведанностью: «Улица Красных Зорь? А это вообще где?» (Исторический центр был исхожен вдоль и поперек, причем не только улицы, но и знаменитые дворы-«колодцы», а вот жилые районы оставались во многом нехоженой территорией. Недавно довелось столкнуться с таксистом, который перебрался в Петербург откуда-то с севера; у него обратный случай – жилые районы изучил досконально, в центре же без подсказки заплутает, что, впрочем, ничуть не мешает ему возить клиентов.)