Валентин Рунов - Легендарный Колчак. Адмирал и Верховный Правитель России

Возвратился из Нагасаки и больной лейтенант Александр Васильевич Колчак. Первые дни он находился дома, в небольшой квартире, снятой Софьей Федоровной на Петроградской стороне, на Большой Зелениной, 3. За несколько суток пребывания в домашней обстановке, благодаря заботам жены, вниманию отца и сестры, изнуренный болезнью моряк отдохнул душой и телом, почувствовал себя намного бодрее. Однако боль в суставах не давала ему покоя, и он, следуя заключению японской медицинской комиссии, решил продолжить лечение в стационаре. Врачи морского госпиталя определили у больного обостренную форму суставного ревматизма. Лечащий врач выразил также опасение в связи с обострением раны, полученной в Порт-Артуре.

– Конечно, мы вас подлечим. Желательно, однако, чтобы вы поехали на воды, на юг, погрелись на солнышке, хорошо отдохнули, набрались сил, – завершил он свою первую беседу с больным.

Колчак не впервые попадал на госпитальную койку. Утешением в таких случаях всегда служили книги, а теперь, к счастью, и свидания с женой и с родными. Вскоре его навестил и коллега по полярной экспедиции барона Толля зоолог Александр Александрович Бялыницкий-Бируля. Он передал больному другу привет и добрые пожелания от академика Феодосия Николаевича Чернышева, в записке которого выражалась надежда, что «уважаемый Александр Васильевич по выздоровлении до конца выполнит свои обязательства перед Академией наук и завершит обработку собственных экспедиционных материалов». Колчак и сам понимал необходимость этого, горя желанием продолжать работу над своей «ледовой» монографией.

С того дня развлекательное чтение сменилось штудированием близкой к теме русской и иностранной литературы, которую приносила супруга по составленному им списку. Из прочитанных книг Колчак извлекал сведения о прошлых ледовых наблюдениях, проведенных в арктических морях до экспедиции барона Толля соотечественниками и иностранцами. Он начал набрасывать карту льдов в Карском море и к востоку от него. Такое занятие было, пожалуй, единственно доступным в госпитальных условиях. Творческую работу больного лейтенанта прерывали неизбежные врачебные осмотры и лечебные процедуры, спонтанные подскоки температуры, а порой и вспыхивающие в палате жаркие дискуссии на различные, больше политические темы. Поводом для последней послужило сообщение о восстании матросов на броненосце «Князь Потемкин Таврический».

За дни пребывания в госпитале Александр впервые испытал и радость, и муки творчества, доводящие порой до головной боли. Утомленный, но удовлетворенный успешным началом, он в таких случаях откладывал в сторону книги и рукопись и давал себе отдых. Но возбужденный мозг продолжал работать. Мысли от рукописи перескакивали на житейские дела. Туманным Колчаку представлялось будущее. Особенно заботила болезнь. Если, не дай бог, ему суждено остаться инвалидом, то наперед он уже решил стать ученым, к сожалению, кабинетным. Другое дело прошлое. Там все ясно и свежо в памяти. Осмысливая его, Колчак имел основание сделать вывод, что прошедшие годы прожил не зря. От этого он получал заряд бодрости.

Политикой Александр Васильевич интересовался крайне мало и имел о ней весьма смутное представление. Чувства патриота, переживающего за судьбу отечества и обиженного его военными неудачами, заменяли всякие научные подходы в области его политологии. Примерно такие же настроения были и у большинства других армейских и флотских офицеров, прошедших огонь Русско-японской войны. Их разделяли и ветераны старших поколений.

О взглядах, сложившихся в семье Колчака на политическую обстановку в стране того времени, в определенной степени свидетельствует разговор Александра с отцом, произошедший вскоре после возвращения его из плена.

Адмирал Н. О. Эссен, командующий Балтийским флотом.

– У меня, папа, в девятьсот третьем году, во время последней экспедиции, произошел любопытный разговор с одним политическим ссыльным по фамилии Бруснев, одним из моих помощников по поискам барона Толля. У Бруснева я дважды гостил в Новой Сибири. Он оказался образованным, интеллигентным и интересным человеком, окончившим Петербургский технологический институт. Еще в студенческие годы активно участвовал в политических беспорядках и был одним из первых воспринимателей марксизма в России. Узнав, что я родился и вырос на Обуховском заводе, он засмеялся и сказал: «Под моим руководством в Петербурге действовало до двадцати рабочих революционных кружков и один из крупнейших – на вашем заводе. Там остались мои лучшие ученики – пропагандисты марксизма, которые и сейчас продолжают вести революционную работу».

– Вот такие умники, – промолвил раздраженно Василий Иванович, – и мутят рабочие массы. И чего ему самому-то не хватало? Человек с образованием мог бы принести пользу себе и отечеству. Так не жилось, как всем порядочным людям, надо было баламутить народ. Теперь вот сам скитается, как бродяга, – ни кола, ни двора…

– Если антиправительственные идеи зреют в кругу интеллигентных людей и они подхватываются массами простых рабочих, значит, что-то в стране не так, – задумчиво произнес Александр. – Война с Японией это наглядно доказала. Нужно отказываться от пустых разговоров, крепить государственную власть, флот, армию, развивать промышленность, сельское хозяйство. В стране-победительнице народ не выходит на баррикады…

Примечательно, что в январе 1920 года на допросе в Иркутске на предложение следователей дать оценку событиям в России в 1905 году, Александр Васильевич заявил: «Революционную вспышку я приписываю исключительно народному негодованию, оскорбленному национальному чувству за проигранную войну». На вопрос же, не возникали ли у него сомнения в отношении политического строя, царской династии, личности императора, он дал отрицательный ответ.

После обследования и короткого лечения в петербургском морском госпитале медицинская комиссия вынесла заключение о переводе лейтенанта Колчака на временную инвалидность. Приказом по морскому ведомству от 24 июня 1905 года он с 27 июня был «уволен для лечения в шестимесячный отпуск внутри Империи». Рекомендовалось водолечение на бальнеологических курортах. Перед отъездом из Петербурга Александр и Софья Колчак вместе с отцом посетили могилу матери и жены на Успенском кладбище. Помянули усопшую в старой отцовской квартире в Петровском переулке. Катя приготовила подобающий случаю семейный ужин, на который пришла и разросшаяся семья Крыжановских (у них появился на свет еще сын).