Валентин Рунов - Легендарный Колчак. Адмирал и Верховный Правитель России

Еще одна неприятная весть пришла в первых числах июня. В Омск поступила обширная телеграфная нота из Парижа за подписью глав пяти союзных держав.

В ноте говорилось о непримиримом отношении союзников к Советской власти, обещались омскому правительству материальная поддержка и содействие превращению его во всероссийское при условии, если оно возьмет на себя ряд обязательств: созыв после взятия Москвы Учредительного собрания, избранного на демократических основаниях, а при невозможности проведения свободных выборов – оставление прежнего (на 1917 год) его состава; обеспечение в Сибири гражданских свобод (свободного избрания муниципалитетов, земств и других общественных организаций, свободы вероисповедания), невосстановление помещичьего землевладения и сословных привилегий, признание независимости Финляндии и Польши, урегулирование отношений с прибалтийскими государствами, Закавказьем и Закаспийской областью и признание их де-факто, признание прежних русских долгов.

Колчак чем больше перечитывал это послание, тем больше распалялся. Приказал вызвать министра иностранных дел Сукина, а в ожидании его стал ходить из угла в угол по кабинету. Сукин, еще совсем молодой человек, поправил на носу роговые очки и с подобающей министру деловой строгостью принялся читать бумагу. Колчак продолжал свой нервный челночный променад.

– Ну как? – спросил он Сукина, закончившего чтение. – По-моему, это настоящий ультиматум, унижающий нас как независимое правительство.

– Похоже на то, – согласился министр. – Их требования можно расценить не иначе как вмешательство в наши внутренние дела.

– Вот именно. Послать бы их всех к черту, чтобы не лезли со своими наставлениями. – Колчак прекратил ходьбу и добавил: – И момент, заметьте, выбрали, чтобы прижать нас покрепче. – Он вернулся к столу и сел в свое кресло.

Командующий Сибирской армией чешский генерал Р. Гайда.

Некоторое время оба помолчали. Первым заговорил министр:

– Мне кажется, Александр Васильевич, у нас нет сейчас другого выхода, как соглашаться с союзниками. А когда придем в Москву, тогда пересмотрим их требования и, может, будем диктовать им свои.

Колчак подумал и, соглашаясь со своим молодым советчиком, поручил ему подготовить проект ответа на ноту. Сукин составил его с учетом рекомендаций русских послов и в духе согласия с условиями союзников, хотя принимаемые на себя обязательства по демократизации режима сформулировал в довольно расплывчатых выражениях. Адмирал внес две поправки: во-первых, отразить в письме несогласие с созывом Учредительного собрания 1917 года, поскольку в его состав входили большевики, и, во-вторых, разъяснить, что он не останется на своем посту ни на один день позже, «чем того требуют интересы России».

Близкими союзниками адмирала до недавнего времени были чехословаки. Верховный правитель первоначально предоставил им ряд льгот, в том числе право приобретать недвижимость в Туркестанском крае вопреки запрету на такого рода привилегии для других иностранцев. Первые разочарования в чехословацких легионерах появились у Колчака после самовольного оставления ими боевых позиций в «Пермской операции». В последующем все больше раздражало нежелание чехов воевать, доходящие до него слухи осуждения ими его режима, склонность их начальства к сближению с эсерами и меньшевиками, вызывающее всеобщее возмущение мародерство чехословацких офицеров. Наибольшую неприязнь Колчака вызывали два высших представителя Чехословакии в Сибири: генерал Сыровы и гражданский комиссар Павлу.

Неожиданно и впервые разгневал Верховного главнокомандующего и генерал Гайда. 26 мая чешский военачальник воспротивился распоряжениям начальника штаба Верховного главнокомандующего Лебедева, назвав их глупыми и вредными. Резкая критика Гайды в адрес начальства получила резонанс и в других армиях, недовольных непродуманными указаниями Ставки.

Разбирать конфликт решил сам Колчак, выехавший в Пермь 30 мая. Встреча с Гайдой проходила без обычных торжественных церемоний, в исключительно деловой фронтовой обстановке. Генерал доложил мотивы, по которым было невозможно согласиться с оперативными предписаниями штаба. Не в состоянии опровергнуть доводы Гайды, Верховный потребовал доложить оперативную обстановку на участке его армии. Доклад Гайды встревожил Колчака. Левый фланг Сибирской армии был разбит. Части 2-й советской армии, усиленные действующей на Каме красной Волжской флотилией, вели наступление на Сарапул; левым флангом 5-я армия продвигалась к реке Белой, а ее ударная группа действовала в направлении Бирска. Положение войск Гайды было тем более незавидным, что готовых резервов в тылу не имелось. На глазовском же направлении части Сибирской армии еще держали оборону.

Разобравшись с обстановкой в полосе Сибирской армии и приняв необходимые для локализации конфликта меры, Верховный правитель вернулся в Омск. Здесь его ожидал рапорт от морского министра Смирнова, командующего Речной боевой флотилией на Каме. В нем содержался подробный доклад о боевых действиях флотилии во главе с флагманским кораблем «Волга» 1 и 2 июня, во время оставления города Сарапула частями Южной группы Сибирской армии. На другой день от него же пришло и письмо. «Для спасения дела, – писал Смирнов, – умоляю Ваше превосходительство переехать с Вашим штабом ближе к фронту, чтобы иметь постоянное общение с командующими армиями». В письме рекомендовалось взять более авторитетного начальника штаба (храброго и честного, а Лебедева назначить командиром корпуса), вместо Вологодского поставить другого генерала. Подходящими на этот пост автор письма считал Дитерихса, Розанова, Сахарова и находящихся пока за границей Головина и Щербачева.

У Верховного правителя, как отмечали современники, было немало советчиков со своими идеями, предложениями и даже амбициями. И в этой пестроте суждений, мнений и советов Колчаку нелегко было разобраться. Познакомившись с очередными рекомендациями, Верховный велел письмо Смирнова подшить в дело, не внеся никаких кадровых изменений.

Вместе с тем он внес корректив в план дальнейших военных действий. По его решению Западная армия должна была отойти за реку Белую и, опираясь на эту водную преграду, остановить наступление красных на подступах к Уральскому хребту. С этой целью началось возведение оборонительных рубежей как на путях отхода войск, так и на конечном рубеже обороны.

9 мая разгромленная Уфимская группа войск Западной армии оставила Уфу и отошла к северо-востоку. Колчак рвал и метал, когда узнал, что отступающие части, боясь окружения, бросили раненых и огромные запасы продовольствия: 2 миллиона пудов зерна и 200 тысяч пудов гречневой крупы. Позицию за позицией сдавала Сибирская армия. Захватив 2 июня Глазов, она под натиском получившей подкрепление 3-й армии красных оставила его 13 июня, за два дня до этого сдала Воткинск и отступала своим левым флангом в направлении Кунгура.