Уинстон Черчилль - Вторая мировая война

Премьер-министр – заместителю начальника штаба военно-воздушных сил

6 сентября 1940 года

Я никогда не предлагал отходить от нашей основной политики, но полагаю, что мы приобретем моральное преимущество над Германией в настоящее время, если две или три ночи в месяц будет совершаться ряд незначительных неожиданных налетов на небольшие германские центры. Мы должны помнить, что этим людям никогда не говорят правду и что там, где не побывала наша авиация, им, видимо, заявляют, что германская оборона непроницаема. Надо принимать во внимание многие факторы, а некоторые из них не относятся к категории чисто технических. Поэтому я надеюсь, что Вы учтете мое желание и представите мне предложения для претворения его в жизнь, когда будет возможно.

Премьер-министр – министру авиации и начальнику штаба военно-воздушных сил

16 октября 1940 года

Я видел сообщение о том, что вчера вечером было сброшено большое количество воздушных мин, многие из которых еще не взорвались, и что был нанесен большой ущерб.

Сообщите мне немедленно свои предложения об эффективных ответных мерах против Германии.

Мне сообщили, что вполне возможно сбрасывать подобные же мины или крупные бомбы на Германию и что авиаэскадрильи хотят применить их, но министерство авиации не разрешает. Я надеюсь, что моим взглядам и пожеланиям будет уделено должное внимание. Прошло уже около трех недель, как я начал требовать проведения против германских военных объектов действий, подобных тем, которые немцы проводят против нас. Кто виновен в том, что такие действия парализованы?

Трудно сравнивать испытания, которые пришлось перенести лондонцам зимой 1940/41 года, с тем, что пережили немцы в последние три года войны. На этом более позднем этапе бомбы были гораздо более мощными и налеты гораздо более ожесточенными. С другой стороны, длительная подготовка и присущая немцам тщательность дали им возможность завершить создание системы надежных бомбоубежищ, в которых заставляли укрываться всех с помощью железной дисциплины. Когда в конце концов мы вступили в Германию, то обнаружили полностью разрушенные города, в которых, однако, уцелели прочные сооружения и просторные подземные галереи, где население спало по ночам, хотя на земле повсюду разрушались их дома и уничтожалось их имущество. Во многих случаях бомбы попадали лишь в старые развалины.

Но в Лондоне меры предосторожности были гораздо менее совершенными, хотя и налеты были менее сокрушительными. Помимо метрополитена, по существу, не было действительно безопасных убежищ. Было очень мало подвалов и погребов, которые могли бы выдержать прямые попадания. По сути, все население Лондона жило и спало после тяжелого трудового дня у себя по домам и в андерсеновских убежищах под огнем противника со свойственной англичанам флегмой. Даже у одного человека на тысячу не было иной защиты, кроме защиты от взрывной волны и осколков. Но они так же не пали духом, как не ослабли и физически. Конечно, если бы в 1940 году против Лондона применялись бомбы образца 1943 года, то мы были бы поставлены в условия, которые могли бы полностью уничтожить всю человеческую организацию.

Однако все происходит своим чередом и взаимно связано, и никто не имеет права сказать, что Лондон, который, бесспорно, не был побежден, не является также непобедимым.

До войны и в спокойный ее период было сделано мало или вовсе ничего для создания прочных бомбоубежищ, в которых правительство могло бы продолжать свою работу. Разрабатывались сложные планы перевода правительства из Лондона. Целые отделы многих управлений уже были переведены в Харрогит, Бат, Челтнем и другие места. Во многих районах были реквизированы помещения для того, чтобы обеспечить всех министров и важных чиновников в случае эвакуации Лондона. Однако теперь в условиях бомбардировок правительство и парламент решили остаться в Лондоне, и я целиком разделял это стремление.

В связи с нашим желанием остаться во что бы то ни стало в Лондоне надо было построить всевозможные укрытия, наземные и подземные, в которых исполнительные органы со многими тысячами сотрудников могли бы продолжать работу. Для военного кабинета была уже приготовлена цитадель близ Хэмпстеда с кабинетами, спальнями, с простой, но надежной телефонной связью. Она носила название «загон». 29 сентября я распорядился провести генеральную репетицию, чтобы каждый знал, что ему делать, если станет слишком жарко.

«Я считаю, что надо попробовать “загон”. Поэтому в следующий четверг кабинет соберется там. В то же время другие министерства должны попытаться перевести костяк своих штатов. Если возможно, для членов кабинета и лиц, которые будут присутствовать на заседании, должен быть приготовлен завтрак».

Мы провели заседание кабинета в «загоне» вдали от дневного света, и каждому министру было предложено осмотреть и проверить помещение, предназначенное для его кабинета и спальни. Мы отпраздновали это событие оживленным завтраком и после этого возвратились в Уайтхолл. Это был единственный случай, когда министры воспользовались «загоном». Над военным залом и помещениями в подвале «пристройки» мы на шесть футов настлали бетона и стали, провели вентиляцию, воду и, наконец, телефон. Поскольку это помещение было гораздо ниже уровня Темзы, протекавшей всего в двухстах ярдах, надо было принять меры, чтобы люди, находящиеся в нем, не были затоплены внезапным наводнением.

Вызванная тяжелой болезнью отставка Чемберлена привела к важным изменениям в составе министров. Герберт Моррисон был деятельным и энергичным министром снабжения, а министр внутренних дел сэр Джон Андерсон в условиях ожесточенных бомбардировок Лондона проявлял в руководстве твердость и компетентность.

К началу октября непрекращающиеся налеты на крупнейший город мира стали настолько жестокими и создавали так много проблем социального и политического характера среди широких масс измученного населения, что, по моему мнению, было полезно назначить в министерство внутренних дел человека, имевшего многолетний парламентский опыт; это министерство занималось в тот момент и вопросами внутренней безопасности. Лондон выносил главный удар. Герберт Моррисон был лондонцем, сведущим во всех вопросах нашей внутренней администрации. Он приобрел непревзойденный опыт в управлении Лондоном, будучи главой совета графства и во многих отношениях ведущей фигурой в его делах. В то же время Джон Андерсон, прекрасно работавший в министерстве внутренних дел, был нужен мне в качестве лорда – председателя совета для работы в более широкой области в комитете внутренних дел. Этому комитету передавалось огромное количество дел, что значительно облегчало работу кабинета [69]. Это уменьшало также и мое бремя и давало мне возможность сосредоточить внимание на военных вопросах, в которых мои коллеги, казалось, все больше были склонны предоставить мне свободу действий.