Уинстон Черчилль - Вторая мировая война

Продолжительность этого периода будет зависеть от энергичности тех усилий, которые будут вложены в производство на всех наших военных предприятиях и верфях.

Вторая фаза, которая начнется вслед за тем, может быть названа фазой освобождения. В течение этой фазы мы должны надеяться на освобождение территорий, которые мы уже потеряли или можем еще потерять; мы также должны будем рассчитывать на восстание порабощенных народов, которое произойдет в тот момент, когда пришедшие им на помощь освободительные армии и воздушные силы появятся в значительном количестве на их территории. Для этого абсолютно необходимо, чтобы ни одна страна или район, подвергшиеся нападению врага, ни одно правительство или государство, потерпевшее поражение, не ослабили своих моральных и физических усилий и подготовки ко дню освобождения. Захватчики, будь это немцы или японцы, должны рассматриваться везде как носители заразы, которых надо чураться и по мере возможности изолировать. Там, где активное сопротивление невозможно, необходимо оказывать пассивное сопротивление.

Необходимо дать почувствовать захватчикам и тиранам, что им придется жестоко поплатиться за свои мимолетные победы, что за ними следят и что они обречены на верную гибель. Особенно жестокая кара постигнет всяких квислингов и предателей, которые сделались орудием врага. Они будут переданы на суд их соотечественников.

Мы должны предусмотреть также и третью фазу, а именно наступление на цитадели и метрополии стран – виновниц войны как в Европе, так и в Азии. Как вы заметили, я не пытался устанавливать какие-либо точные сроки для каждой фазы. Они будут зависеть от наших усилий, от наших достижений и от полного случайностей изменчивого хода войны».

Когда в канун Нового года я вернулся поездом в Вашингтон, меня попросили пройти в вагон, в котором находилось множество ведущих представителей печати Соединенных Штатов. Я не испытывал никаких иллюзий в тот момент, когда пожелал им счастливого Нового года.

«Я поднимаю тост за 1942 год, за год труда, за год борьбы и опасностей, который явится важным шагом по пути к победе. За то, чтобы все мы с честью и невредимыми прошли через испытания, которые он нам принесет!»

По моем возвращении в Белый дом все уже было готово для подписания пакта Объединенных Наций. Вашингтон, Лондон и Москва обменялись множеством телеграмм, но теперь все уже было урегулировано. Президент приложил самые энергичные усилия, чтобы убедить советского посла Литвинова, который в связи с поворотом событий снова оказался в милости, согласиться на включение в текст выражения «свобода религии». Он был специально для этой цели приглашен позавтракать с нами в комнате президента. После тяжелых испытаний, которые он перенес в своей стране, ему приходилось соблюдать осторожность.

Литвинов с явным страхом и трепетом сообщил о требовании «свободы религии» Сталину, который принял это как нечто само собой разумеющееся. Военный кабинет также добился включения своего пункта о «социальном обеспечении», с чем я, как автор первого закона о страховании по безработице, от всего сердца согласился. После целого потока телеграмм, наводнявшего весь мир в течение недели, все члены великого союза договорились между собой.

Выражение «Объединенные Нации» было предложено президентом вместо выражения «союзные державы». Я считал, что новое название звучит гораздо лучше. Я показал моему другу строки из «Чайльд Гарольда» Байрона:

Утром 1 января президента в его кресле ввезли ко мне в комнату. Я, просмотрев проект, согласился с ним. Сама по себе декларация не могла выиграть сражений, но она точно определяла, что мы собой представляем и за что боремся. В первый день нового года президент Рузвельт, я, Литвинов и Сун Цзывень, представлявший Китай, подписали этот важный документ в кабинете президента. Затем государственному департаменту было поручено собрать подписи представителей остальных 22 стран. Я считаю необходимым привести здесь окончательный текст.

Правительства, подписавшие сие, ранее присоединившись к общей программе целей и принципов, воплощенной в общей Декларации президента Соединенных Штатов Америки и премьер-министра Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии от 14 августа 1941 года, известной под названием Атлантической хартии, будучи убеждены, что полная победа над их врагами необходима для защиты жизни, свободы, независимости, свободы религии и для сохранения человеческих прав и справедливости как в их собственных странах, так и в других странах и что они теперь заняты общей борьбой против диких и зверских сил, стремящихся покорить весь мир, заявляют:

1) Каждое правительство обязуется употребить все свои ресурсы, военные или экономические, против тех членов Тройственного пакта и присоединившихся к нему, с которыми это правительство находится в войне.

2) Каждое правительство обязуется сотрудничать с другими правительствами, подписавшими этот документ, и не заключать сепаратного перемирия или мира с врагами.

К вышеизложенной Декларации могут присоединиться другие нации, которые оказывают или могут оказывать материальную помощь и содействие в борьбе за победу над гитлеризмом.

Среди других просьб, с которыми я обратился к президенту, на одном из первых мест стояла просьба об отправке в Северную Ирландию трех-четырех американских дивизий. Я считал, что прибытие в Ольстер 60–70 тысяч американских солдат послужит доказательством решимости Соединенных Штатов непосредственно вмешаться в войну в Европе. Кроме того, каждая американская дивизия, которая прибывала к нам через Атлантику, позволяла послать одну из английских дивизий из метрополии на Средний Восток или же в Северную Африку. Президенту это было совершенно ясно, и, несмотря на то что мы не сформулировали точно эту идею, я чувствовал, что наша мысль работает в одном направлении, хотя у нас еще не было необходимости обсуждать конкретные методы, которые следовало применить в данном случае.