Уинстон Черчилль - Вторая мировая война

Несмотря на то что прославленное имя Гинденбурга, его нежелание выставлять свою кандидатуру и незаинтересованность в победе на выборах давали ему огромные преимущества перед его соперниками, он был избран большинством менее чем в миллион голосов, не получив абсолютного большинства. Когда сын Оскар разбудил его в 7 часов утра, чтобы сообщить об избрании, он с упреком сказал ему: «Зачем тебе понадобилось будить меня на целый час раньше? Ведь ничего бы не изменилось и в 8 часов». С этими словами он вновь уснул и проспал до обычного своего часа пробуждения.

Во Франции избрание Гинденбурга расценили вначале как возрождение германской угрозы. В Англии реакция была более спокойной. Я всегда желал, чтобы Германия восстановила свою репутацию и чувство собственного достоинства, чтобы улеглось озлобление, порожденное войной, и поэтому отнюдь не был огорчен этой новостью.

«Он весьма здравомыслящий старик», – сказал мне Ллойд Джордж при следующей нашей встрече.

Таким он и был в действительности, пока не покинули его силы. Даже некоторые из наиболее непримиримых его противников были вынуждены признать: «Лучше ничтожество, чем Нерон» [2]. Однако Гинденбургу было уже 77 лет, а срок его полномочий исчислялся в семь лет. Мало кто ожидал, что он снова будет избран. Он всячески старался сохранять беспристрастность по отношению к различным партиям, и годы его президентства, несомненно, дали Германии возможность обрести умеренную силу и спокойствие, не создав какой-либо угрозы для ее соседей.

В феврале 1925 года германское правительство направило меморандум тогдашнему премьер-министру Франции Эррио. В этом меморандуме выражалась готовность Германии принять такой пакт, по которому державы, имеющие интересы на Рейне, прежде всего Англия, Франция, Италия и Германия, взяли бы на себя на длительный срок торжественное обязательство не вести войны против стран – участниц пакта. Роль гаранта должно было взять на себя правительство Соединенных Штатов. Кроме того, для Германии был бы приемлемым пакт, ясно гарантирующий сохранение существующего территориального положения на Рейне. В августе французы в полном согласии с Великобританией дали Германии официальный ответ. В качестве первого и необходимого шага Германия должна была безоговорочно вступить в Лигу Наций. Германское правительство приняло это условие. Это означало, что положения договоров оставались в силе, если только (или до тех пор пока) они не будут изменены по взаимному соглашению, и что не давалось никаких определенных обязательств относительно сокращения вооружений союзников.

На этой основе 4 октября была создана конференция в Локарно. На берегу тихого озера собрались делегаты Англии, Франции, Германии, Бельгии и Италии. Результаты конференции были таковы: во-первых, общий гарантийный договор между пятью державами; во-вторых, германо-французский, германо-бельгийский, германо-польский и германо-чехословацкий арбитражные договоры; в-третьих, специальные соглашения между Францией и Польшей и между Францией и Чехословакией, в силу которых Франция обязывалась оказать им помощь, если вслед за нарушением Западного пакта [3]они подвергнутся неспровоцированному вооруженному нападению. Таким образом, западноевропейские демократии согласились при всех обстоятельствах поддерживать мир между собой и сплоченно выступать против любого из них, кто нарушит договор и совершит агрессию против братской страны.

Что же касается Франции и Германии, то Великобритания торжественно обязалась прийти на помощь тому из этих двух государств, которое станет объектом неспровоцированной агрессии. Это далеко идущее военное обязательство было принято парламентом и горячо одобрено народом. Обязательство это не имеет себе подобных в истории.

Вопрос о том, брали ли Франция или Англия на себя какое-либо обязательство по разоружению вообще или же разоружению до какого-то определенного уровня, не был затронут. Я в качестве министра финансов был привлечен к обсуждению всех этих вопросов еще на ранней стадии. Мое личное мнение относительно этой двусторонней гарантии сводилось к следующему: пока Франция остается вооруженной, а Германия разоруженной, Германия не может напасть на нее; Франция никогда не совершит нападения на Германию, если это автоматически повлечет за собой превращение Англии в союзницу Германии. Таким образом, хотя этот план и казался опасным (ибо он фактически обязывал нас принять участие на стороне той или другой державы в любой могущей возникнуть франко-германской войне), вероятность подобной катастрофы была очень невелика и во всяком случае это был самый хороший способ предотвратить ее. Было очевидно, что создалась бы опасность, если бы Германия когда-нибудь более или менее догнала Францию по вооружениям и тем более если бы она стала сильнее Франции. Но все это как будто исключалось торжественными обязательствами договора.

Локарнский пакт касался лишь обеспечения мира на Западе, но была надежда, что продолжением его явится, по тогдашнему выражению, «восточное Локарно». Мы были бы очень рады, если бы оказалось возможным ограничить опасность возникновения когда-либо в будущем войны между Германией и Россией в соответствии с теми же принципами и с помощью тех же средств, что и возможность войны между Германией и Францией. Но даже штреземановская Германия не была склонна окончательно отказаться от своих притязаний на Востоке или согласиться с территориальными положениями мирного договора, касающимися Польши, Данцига, Польского коридора и Верхней Силезии. Хотя мы продолжали свои попытки, никакого прогресса на Востоке достигнуто не было. После заключения нашего Локарнского договора и эвакуации Рейнской области, осуществленной французской армией и контингентами союзных войск раньше срока, предписанного в Версале, установилось дружественное отношение к Германии. Новая Германия заняла свое место в Лиге Наций. Под плодотворным влиянием американских и английских займов восстановление Германии шло очень быстро. Ее торговля расширялась с невероятной быстротой, повышалось внутреннее благосостояние страны. Франция с ее системой союзов тоже, казалось, занимала в Европе надежные позиции. Статьи Версальского договора, касающиеся разоружения, не были открыто нарушены. Германского военно-морского флота не существовало. Германская авиация находилась под запретом и еще не родилась. В Германии имелись многочисленные круги, решительно отвергавшие, хотя бы только по соображениям благоразумия, идею войны, а германское верховное командование не могло и думать о том, что союзники позволят немцам перевооружиться.