Владимир Хрусталев - Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

В алтаре штабной церкви прислуживал гимназист Шура Котович, сын члена Ковенского окружного суда, очень скромный и воспитанный мальчик. Шура приглянулся Алексею Николаевичу. Завязалось между ними знакомство без представления и слов. Стоя на клиросе, Алексей Николаевич делал разные знаки находившемуся в алтаре Шуре, на которые последний, понимая свое положение, отвечал лишь почтительным смущением. Откуда-то Алексей Николаевич узнал и имя Шуры. Однажды, сидя за завтраком, Алексей Николаевич спрашивает меня: “Что Шура, бывает в саду?” – “Он каждый день несколько раз проходит через сад, когда идет на уроки или в церковь и возвращается обратно”, – отвечаю я. “Он ежедневно бывает в церкви?” – удивляется Наследник. “Да. Утром, идучи в класс, он заходит в церковь и вечером обязательно бывает на вечерне”. – “А что он дома делает?” – “Учит уроки, ухаживает за матерью: у него очень больная мать”, – говорю я. Наследник сразу смолк и задумался. “Наверное, вы хотите ближе познакомиться с Шурой?” – прерываю я его молчание. “Да, очень хочу”. – “Тогда назначим час для встречи, и я скажу Шуре, чтобы он пришел в сад. Хорошо?” – “Хорошо!” – как-то нерешительно сказал Наследник, а потом, помолчав минутку, прибавил: “А может быть, ему нужно быть около больной матери?” Я глядел на него и любовался той чистой неподдельной скорбью, которая в это время отображалась на его прекрасном личике. Он, конечно, теперь мысленно представлял несчастную больную мать и горе ее сына Шуры…» (ГА РФ. Ф. 1486. Оп. 1. Д. 5. Л. 288–290.)

Цесаревич Алексей Николаевич 30 сентября 1916 г. записал в дневнике:

«Занимался по расписанию. Утром катался на моторе. После завтрака была прогулка по Днепру. Ураганный ветер, волны как горы. Я получил Золотую Сербскую военную медаль “За храбрость”. Сербский генерал Юришич со свитою обедал. Ходил к закуске. Лег ранехонько». (ГА РФ. Ф. 682. Оп. 1. Д. 189. Л. 278.)

Кроме ведения дневника цесаревич часто писал письма в Царское Село дорогой матери и сестрам, которые в свою очередь с большой теплотой отвечали ему. Вот, например, перед нами письмо цесаревича Алексея Николаевича матери, в котором читаем:

«Могилев, 1-го октября 1916 г.

Душка моя Мама.

Вчера у нас обедали сербский генерал Юришич, посланник и свита. Они поднесли Папе сербский военный крест, а мне золотую медаль с надписью: “За храбрость”. Ее я заслужил в боях с учителями! Маленький Коля учится усердно. Храни Тебя и сестер Бог+! Жду!!!!!

Целуйте меня! А[лексей]». (ГА РФ. Ф. 640. Оп. 1. Д. 79. Л. 45–45 об.)

По воспоминаниям Пьера Жильяра о посещении императрицей Александрой Федоровной Царской Ставки в Могилеве: «Государыня и великие княжны изредка приезжали на короткое время в Ставку. Они жили в поезде, завтракали у Государя и принимали участие в наших прогулках. Царь в свою очередь обедал у Государыни и, когда мог, проводил часть вечера со своими. Великие княжны очень любили эти поездки в Могилев, всегда слишком короткие, как им казалось; это вносило небольшую перемену в их однообразную и суровую жизнь. Они пользовались там большей свободой, чем в Царском Селе. Станция в Могилеве, как это часто бывает в России, была очень далеко от города и стояла почти в поле. Великие княжны пользовались своими досугами, чтобы посещать окрестных крестьян и семьи железнодорожных служащих. Их простота и безыскусственная доброта побеждали все сердца, и так как они очень любили детей, их всегда можно было видеть окруженными толпою ребятишек, которых они собирали по дороге во время прогулок и закармливали конфетами». ( Жиль-яр П. Император Николай II и его семья. (Петергоф, сентябрь 1905 – Екатеринбург, май 1918 г.) Репринтное издание. Вена, 1921; М., 1991. С. 121–122.)

В дневнике императора Николая II читаем:

« 30-го июля. Суббота

Дорогому Алексею минуло 12 лет,да возрастит его Господь, да укрепит его духовно и телесно и да будет на нем всегдашняя благодать Божья.

В 10 ч. пошел с детьми к обедне, а к молебну приехала Аликс.

В доме все приносили поздравления, затем доклад до часа и большой завтрак в палатке и на балконе.

Около 3 ч. пошел со всеми вниз по реке и там погулял. Вернулись как раз перед начинавшимся дождем. Пил чай и обедал с Аликс в поезде» [175].

Цесаревич Алексей Николаевич 30 июля записал в своем дневнике: «Был в церкви. Завтракал со всеми. Получил кучу телеграмм. Кадеты дали мне крендель. Завтракал со всеми. Катались по Днепру. Я подарил кадетам сапоги и балалайки. Был у Мама. Лег поздно». (ГА РФ. Ф. 682. Оп. 1. Д. 189. Л. 216.)

Великая княжна Ольга Николаевна также кратко записала в дневнике:

« Ц[арская] Ст[авка]. Суббота. 30-го июля. Федюшкин. Грам[отин].

Ал[ексею] 12 лет. Были все у обедни. Мама позже. Потом в доме поздравление. Папа пошел в штаб, а в 1 ч. большой завтрак в палатке. Днем мы 4 с Папой без Мари. Она у Мамы дежур[ная]. Пошли на “Десне” вниз по реке. На берегу ужасно возились и мучили Мордвинова. Чай здесь в 6 ч. – Обед тоже. Получили письма из лазар[ета]. У Касьянова еще очень болят рот и десна и 37,3. – Около 12 ч. спать». (ГА РФ. Ф. 673. Оп. 1. Д. 7. Л. 40 об.)

По воспоминаниям генерала Ю.Н. Данилова об очередной аудиенции у императора Николая II в Ставке: «Следующий день моего пребывания в Ставке являлся праздничным: на 30 июля приходилось рождение наследника престола цесаревича Алексея. Генерал Рузский и я еще накануне получили от имени Государя приглашение к завтраку и поэтому должны были продолжить свое пребывание в Могилеве.

В Ставке находился наследник и его мать – императрица Александра Федоровна. Утром шла торжественная церковная служба, затем в саду губернаторского дома был сервирован в шатре парадный завтрак, к которому получили приглашение лица императорского дома, находившиеся в Ставке, старшие чины штаба, царская свита и представители союзных армий. Погода благоприятствовали торжеству: день был яркий и жаркий. Генерал Рузский сидел за столом около императрицы, я – по другую сторону стола, несколько наискось, имея таким образом возможность очень близко видеть Государыню. Она сидела с опущенными глазами, почти не разговаривала со своими соседями и не дотрагивалась до кушаний, отдельно для нее приготовленных. Императрице, по-видимому, нездоровилось. Наблюдая за ней, можно было сделать предположение, что какие-то особые, навязчивые мысли владеют ею. Лишь время от времени, как бы отделываясь от этих мыслей, она тревожно поднимала глаза в сторону наследника, который, очевидно, тяготился долгим сидением за столом и довольно рельефно проявлял признаки своего детского нетерпения. То вскакивал он от стола, то снова садился на свое место, громко двигая при этом стулом.

После завтрака, когда все встали, Государыне на дорожке поставили садовое кресло, и она одиноко села. К ней подошел Рузский, с которым она устало стала беседовать. Через несколько минут беседа окончилась, и Государыня, стараясь быть незаметной, ушла в комнаты. Наследник тоже куда-то исчез. Государь остался в саду один, обходил присутствовавших и, подойдя ко мне, довольно длительно беседовал.