Владимир Хрусталев - Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

Как видно из содержания этих воспоминаний, Арон Симанович многое путает по шкале хронологии и отдельным фактам или, возможно, что-то придумал сам, исходя из более поздних ставших доступными сведений, но одно достоверно, что Г.Е. Распутин оказался приближенным к царскому дворцу прежде всего благодаря сестрам-черногоркам (урожденным черногорским принцессам).

В исторической литературе часто упоминается другая история знакомства Григория Распутина с членами Императорского Дома. Трагикомичность ситуации заключалась в том, что именно великий князь Николай Николаевич в свое время ввел Г.Е. Распутина в Царскую семью, а позднее стал его заклятым врагом. Известный в широких придворных и промышленно-деловых кругах столиц как авантюрист, князь М.М. Андронников (1875–1919) был допрошен Чрезвычайной следственной комиссией (ЧСК) Временного правительства уже после падения царского режима. Позднее эти материалы ЧСК были опубликованы большевиками, но надо заметить, с большой редакторской корректировкой, видимо, исходя из требований политического заказа и канонов марксистско-ленинской идеологии. Большевики, как и Временное правительство, демонизировали имя Распутина и использовали для своей пропаганды против устоев прежнего строя. Недаром даже В.И. Ленин не гнушался огульно бичевать «вызывающую отвращение и мерзость царскую шайку во главе со страшным Распутиным». Князь Андронников 6 апреля 1917 г. дал следующие показания следователям ЧСК по поводу Григория Распутина [10]:

«Распутина выдумал великий князь Николай Николаевич…

Председатель. – Каким образом?

Андронников. – Очень просто. У него заболела легавая собака в Першине. Он приказал ветеринару, чтобы собака выздоровела. Ветеринар заявил, что по щучьему велению – это довольно странно! Он заявил, что у него есть такой заговорщик в Сибири, который может заговорить собаку. Заговорщик был выписан: оказался – г-н Распутин. Он заговорил собаку. Я не знаю, каким это образом, возможно, была ли это случайность или нет, но факт тот, что собака не околела…

Председатель. – Откуда Вы это знаете?

Андронников. – Я знаю из рассказа одного из покойных Газенкампфов. Потом заболела герцогиня Лейхтенбергская. (Она еще не была великой княгиней: она была невестой Николая Николаевича, жила в Першине). Распутин ее тоже заговорил – одним словом она ожила… Великий князь и герцогиня знали наклонность императрицы Александры Федоровны к гипнотизму (как Вы изволите помнить, был сначала Филипп, потом Папиус и целый ряд других гипнотизеров), и вот они рекомендовали Распутина Государыне. Это было давно; лет 10 тому назад. Тогда совершенно скромно явился этот мужичок, который развернулся впоследствии в большого политического деятеля.

Председатель. – Для Вас несомненна политическая роль Распутина?

Андронников. – Ясно, как Божий день! Если он позволял себе звонить к министрам и говорить: “Я тебя сокрушу, выгоню”…

Председатель. – Не только говорил, но в иных случаях и реализовал.

Андронников. – Реализовал, потому что он имел огромное влияние: он вхож был к больной императрице и к сумасшедшей Вырубовой, и этих двух заставлял делать все по-своему. Они, в силу гипноза, опять-таки, совершенно болезненного, всецело подчинялись всем требованиям этого глупого мужика…» [11]

По наблюдениям и замечаниям многих авторитетных людей того времени в Г.Е. Распутине одновременно уживались две противоположные натуры: одна – праведника, другая – грешника, которые попеременно одерживали верх в его душе. О таких людях в свое время метко заметил известный русский писатель Ф.М. Достоевский, что «никогда вперед не знаешь, в монастырь ли они поступят или деревню сожгут».

Здесь уместно упомянуть о характеристике простого мужика из Тобольской губернии, данной петербургским журналистом и издателем газеты «Дым Отечества», банкиром А.Ф. Филипповым: «Несомненно, что у Распутина повышенная чуткость и культура доброго старого времени, которое давало нам крестьянина, по тонкости восприятий равного барам, иначе этот полуграмотный мужик давно оттолкнул бы от себя представителей высшей аристократии, которых не часто приходится встречать» [12].

Многие объективные и достойные люди, однажды соприкасаясь с Г.Е. Распутиным, выносили двоякое впечатление: во-первых, что он, несомненно, мужик умный и хитрый, как говорится, «себе на уме», а во-вторых, что обвинение его в пресловутом влиянии – результат дворцовых интриг со стороны тех лиц, которые пытались использовать его для своих корыстных целей.

Хорошо знавший Григория Распутина купец 1-й гильдии Арон Симанович позднее делился воспоминаниями:

«Только немногим было суждено познакомиться с другим Распутиным и увидеть за всем известной маской всесильного мужика и чудотворца его более глубокие душевные качества.

Люди, которые могли бы использовать его особое влияние и суггестивную силу для более высоких целей, не вникли в его душу и остались ей чуждыми и далекими. Почти все, кто искал его близости, стремились лишь к достижению своих личных, обычно весьма грязных целей. Для них он был только простым орудием для достижений их. У них не было охоты вдаваться в более глубокие размышления над его характером. Да и другой Распутин был им и не нужен.

Но за грубой маской мужика скрывался сильный дух, напряженно задумавшийся над государственными проблемами.

Распутин явился в Петербург готовым человеком. Образования он не имел, но он принадлежал к тем людям, которые только собственными силами и своим разумом пробивают себе жизненную дорогу, стараются разгадать тайну жизни. Он был мечтатель, беззаботный странник, прошедший вдоль и поперек всю Россию и дважды побывать в Иерусалиме. Во время своих странствований он встречался с людьми из всех классов и вел с ними долгие разговоры. При его огромной памяти он из этих разговоров мог многому научиться. Он наблюдал, как жили люди разных классов, и над многим мог задуматься. Таким образом, во время его долгих паломничеств созрел его особенный философский характер.

После проявления его решающего значения на царя Распутин не разменивал его на мелкую монету. Он имел собственные идеи, которые он старался провести, хотя успех был очень сомнителен. Он не стремился к внешнему блеску и не мечтал об официальных должностях. Он оставался всегда крестьянином, подчеркивал свою мужицкую неотесанность перед людьми, считавшими себя могущественными и превосходящими всех, никогда не забывая миллионы населяющих русские деревни крестьян. Помочь им разрушить возведенную между ними и царем стену было его страстным желанием и пламенной мечтой.