Владимир Хрусталев - Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

Россия не могла допустить разгрома Франции, так как одна не справилась бы с сильной, прекрасно вооруженной немецкой армией. Ситуация, как тогда говорили, заставляла в своих же интересах поддерживать союзников. Но время для данной поддержки было неблагоприятное – первое: март месяц, начало таяния снегов в России, весенняя распутица; второе: армия после лета 1915 года – тяжелых боев и отступления – хотя уже пополненная и отдохнувшая, но пополненная плохо обученными солдатами из запасных батальонов, так как в таковых не хватало винтовок, забранных на фронт. Люди обучались фактически в полках, тут же на фронте. Не хватало и офицеров. Однако по повелению Государя Императора отцом было предпринято наступление в районе Двинска и озера Нарочь с намерением прорыва немецких позиций в направлении на Ровно… Наступление началось 18-го марта и сперва успешно развивалось, так что по свидетельству Люндорфа, “с 18-го по 21 марта положение германской 10-й армии было критическим. Русские обладали огромным численным превосходством. Но к концу марта русские атаки истощились. Как тогда говорили, “они утонули в болоте и крови”.

Потери были большие, для нас это наступление не дало реальных результатов, но приостановили немецкие атаки на Верден.

Об этих днях отец 21-го марта пишет матери: “Снова пришлось пережить тяжелое время и новый период несбывшихся ожиданий. Много было сделано в смысле подготовки: собраны большие силы, достаточные материальные средства при той бедности, из которой мы все еще не можем выбраться. И все это разбилось не о стойкость и искусство врага, а об наше невежество, неумение и большое легкомыслие, проявленное и большими, и малыми. Войска дали порыв, храбрость, начальники заплатили за это неспособностью использовать качество войск. В результате мне не сделали того, что должны были выполнить, на что имели право рассчитывать. Потери, конечно, неизбежны, но хорошо, когда потери эти окупаются. Потери напрасные подрывают веру. Подрывают они веру и у меня в возможность при таком невежестве вести успешно дело, ведь с этим бороться трудно. Не хотят учиться ни своим, ни чужим опытом, невзирая на его обилие и поучительность. Тяжело, обидно и как-то безнадежно.

…Все это вместе взятое создает в моей духовной жизни, в моих мыслях нерадостное настроение. Бумагою заваливают, но какое-то сознание, что наша русская жизнь топит дело в действительности”». ( Алексеева-Борель В.М. Сорок лет в рядах русской императорской армии: Генерал М.В. Алексеев. СПб., 2000. С. 420–421.)

Начальник Морского управления штаба Царской Ставки в Могилеве капитан 1-го ранга А.Д. Бубнов писал в воспоминаниях: «В феврале 1916 г. немцы предприняли решительную наступательную операцию в районе Вердена. Так положение на французском фронте стало тотчас же критическим и продолжало ухудшаться с каждым днем, мы вынуждены были для отвлечения немецких сил предпринять крупную наступательную операцию на Северо-Западном фронте в районе озера Нарочь в марте, в самую весеннюю распутицу. Северо-Западный фронт был выбран потому, что находился ближе всего к источникам пополнения боевыми запасами, каковые к моменту начала этой операции далеко еще не были восстановлены после нашего отступления в 1915 г.

Операция значительно облегчила положение у Вердена, где немцам, несмотря на их невероятную настойчивость, прорыв не удался и где они понесли громадные потери. Но и нам операция у озера Нарочь, по выражению Людендорфа, “захлебнулась в грязи и крови”, стоила также немало жертв». ( Бубнов А.Д. В Царской Ставке. М., 2002. С. 99.)

Одновременно с военными действиями происходили события по дальнейшему формированию состава кабинета министров царского правительства. Протопресвитер военного и морского духовенства Г.И. Шавельский по этому поводу позднее отмечал в воспоминаниях: «Избранный вел. князем Николаем Николаевичем и приветствовавшийся им венный министр А.А. Поливанов 15-го марта был заменен ген. Дмитрием Савельевичем Шуваевым, пред тем состоявшим в должности главного интенданта.

Скромный, честный, аккуратный и бережливый, старик Шуваев был прекрасным военным экономом и совершенно не годился для поста военного министра. Он был слишком прост и сер для этого. По своему внешнему виду, манере говорить и вообще по всему своему складу он, по тогдашней шутке, более годился в каптенармусы, чем в военные министры.

Поливанова убрали, как “левого”; Шуваева назначили, как “правого”. За последним, кроме того, значились два плюса: безукоризненная служба, в должности главного интенданта и благоволение к нему, несмотря на его правизну, Государственной Думы. Государь тоже очень благосклонно относился к Шуваеву». ( Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 2. М., 1996. С. 53)

Продолжалось следствие и по попавшему в опалу военному министру В.А. Сухомлинову. Жандармский генерал-майор А.И. Спиридович по этому поводу делился воспоминаниями: «12 марта состоялось Высочайшее утверждение заключения 1-го департамента Государственного совета о назначении судебного следствия над генералом Сухомлиновым. В таком исходе дела большую роль сыграл Поливанов. В угоду общественности он старался уничтожить своего старого врага». ( Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 304.)

Французский посол в России Морис Палеолог записал в дневнике:

« Суббота, 18 марта ( по новому стилю. – В.Х . ).

Верховная комиссия, назначенная императором для расследования дела генерала Сухомлинова по упущениям в военном ведомстве, закончила свою работу и признала дело бывшего министра подлежащим передаче на рассмотрение военного суда.

Император утвердил это решение. Отныне генерал Сухомлинов исключен из числа членов Государственного Совета». ( Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 80.)

Генерал П.Г. Курлов (1860–1923), исполнявший в то время обязанности по гражданскому управлению Прибалтийскими губерниями, относительно ареста бывшего военного министра В.А. Сухомлинова критически отмечал в воспоминаниях: «Как бы сердечно я ни разделял страданий В.А. Сухомлинова, на первом плане у меня стоит неизгладимый вред, который принесло это дело не только престижу власти, но и авторитету самого Государя Императора. Это средство политической борьбы было, пожалуй, более опасно для Российской Императорской династии, чем легенда о Распутине.

Этот мой взгляд совпадает с мнением лорда Грея. При посещении Лондона делегацией Государственной Думы в 1916 году он в разговоре с главой делегации, бывшим в то время товарищем председателя Государственной Думы А.Д. Протопоповым, о деле генерал-адъютанта Сухомлинова сказал: “Ну и храброе у вас правительство, раз оно решается во время войны судить за измену военного министра”». ( Курлов П.Г. Гибель Императорской России. М., 1992. С. 200.)