Валентин Рунов - Полководцы Первой Мировой. Русская армия в лицах

Днем генералу Алексееву доставили копии телеграфных лент переговоров генерала Рузского с Родзянко, так и не приехавшего на встречу с императором в Псков. Ознакомившись с текстом, он составил на имя командующих войсками фронтов и командующих флотами телеграмму, которая приобрела поистине историческое значение в последующих событиях в России. В ней излагалась общая обстановка так, как она была обрисована Родзянко в разговоре с Рузским, приводилось мнение председателя Государственной думы о том, что спокойствие в стране, а следовательно, и возможность продолжения войны «могут быть достигнуты только при условии отречения императора Николая II от престола в пользу его сына, при регентстве великого князя Михаила Александровича».

– Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения, – писал тогда Алексеев. – Необходимо спасти действующую армию от развала, продолжить до конца борьбу с внешним врагом, спасти независимость России и судьбу династии. Это нужно поставить на первом плане, хотя бы ценой некоторых уступок. Если вы разделяете этот взгляд, – обращался к военным руководителям фронтов и флотов Михаил Васильевич, – то не благоволите ли вы телеграфировать весьма спешно свою верноподданническую просьбу его величеству, известив об этом меня.

Прошло два-три часа.

На основе полученных сообщений Алексеев направил государю очередную телеграмму. В ней передавалось содержание ответных ходатайств на высочайшее имя командующих Кавказского фронта – великого князя Николая Николаевича, Юго-Западного – генерала Брусилова и Западного фронта – генерала Эверта. В разных выражениях все три упомянутых лица просили императора принять решение, высказанное председателем Государственной думы, признавая его единственным могущим спасти Россию, династию и армию. Со своей стороны, Михаил Васильевич поддерживал это мнение, считая, что только отречение «может дать мирный и благополучный исход из создавшегося более чем тяжелого положения». Несколько позднее были получены телеграммы от командующих Румынским фронтом и Балтийским флотом.

Тем временем обострилась обстановка в столице. Председатель Государственной думы Родзянко телеграфировал в Ставку начальнику штаба Верховного главнокомандующего: «Необходимо для установления полного порядка и для спасения столицы от анархии командировать сюда на должность главнокомандующего Петроградским военным округом доблестного боевого генерала, имя которого было бы популярно и авторитетно среди населения… Комитет Государственной думы признает таким лицом доблестного, известного всей России героя, командира 25 армейского корпуса, генерал-лейтенанта Корнилова».

Итак, Родзянко просил о приезде Корнилова «для спасения столицы от анархии». Исполняющий обязанности начальника Генерального штаба генерал П. И. Аверьянов в телеграмме тому же Алексееву, посланной десятью минутами позже, выразился еще более определенно. Он рекомендовал немедленно «осуществить меру, изложенную в телеграмме председателя Государственной думы», и «безотлагательно» командировать Корнилова в Петроград, «дабы дать опору Временному комитету, спасающему монархический строй». Телеграммы Родзянко и Аверьянова были получены в Ставке в седьмом часу вечера. И если исходить из опубликованных документов Ставки, то можно думать, что со стороны Алексеева не последовало никаких возражений. Через некоторое время он отдал приказ № 334. В нем говорилось: «Допускаю ко временному командованию Петроградским военным округом… генерал-лейтенанта Корнилова».

Вместе с тем другие документы Ставки позволяют связать осторожность, проявленную Алексеевым в вопросе о новом назначении Корнилова, с необходимостью согласования этого решения с царем.

В тот же день из Могилева пошли телеграммы в Псков Николаю II, а также командующему Юго-Западным фронтом Брусилову, которому был подчинен Корнилов. Алексеев просил их выполнить просьбу председателя Государственной думы. Любопытен ответ Брусилова, отправленный в тот же вечер. Он «по совести» докладывал Алексееву, что считает Корнилова «малоподходящим именно для этой должности, т. к. он отличается прямолинейностью и чрезмерной пылкостью». Впрочем, заканчивал Брусилов, «если окажется хорошим, буду очень рад». Между тем Ставка и штабы фронтов торопливо переговаривались между собой, лихорадочно решая вопрос о корниловском назначении. Михаил Васильевич подгонял штаб Северного фронта в Пскове. «Спешно передайте дворцовому коменданту генералу В. Н. Воейкову, – телеграфировал он, – просьбу ускорить решение царя». «Среди изменивших войск, – сообщал Алексеев, – идет усиленная, небезуспешная пропаганда рабочих депутатов. Новая измена поведет к анархии и террору в столице. Еще надеются, что популярное имя Корнилова удержит войска от повторения бунта».

Вечером 2 марта в Могилеве получили телеграмму из Пскова: «Государь император соизволил на отозвание в Могилев генерал-адъютанта Иванова и на назначение главнокомандующим войсками Петроградского военного округа комкора 25 генерал-лейтенанта Корнилова».

Верховный главнокомандующий Николай II, начальник штаба Верховного М. В. Алексеев и генерал-квартирмейстер штаба М. С. Пустовойтенко.

В 11-м часу вечера генерал Алексеев уведомил Родзянко, а на другой день и Аверьянова о том, что Корнилову отдан приказ «незамедлительно отправиться к новому месту службы». В тот же день Временный комитет думы опубликовал обращение. В нем население Петрограда оповещалось о смещении генерала Хабалова и назначении вместо него Корнилова, «несравненная доблесть и геройство которого на полях сражений известны всей армии и России».

Вся сумма документации, относящаяся к назначению Корнилова, свидетельствует, что в умах Гучкова и Родзянко оно теснейшим образом связывалось с планами спасения «обновленной» монархии, которые пытались реализовать эти думские лидеры. Но за короткое время обращения телеграмм Родзянко, Алексеева, Брусилова, поездки Корнилова с Юго-Западного фронта в Петроград произошли события, коренным образом изменившие ситуацию в стране.

Поздно вечером, точнее, в ночь на 2 марта был обнародован манифест императора об отречении.

«В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание, – писал царь. – Начавшиеся народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее нашего дорогого отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца.