Оскар Йегер - Всемирная история. Том 1. Древний мир

Насколько многочислен был всюду италийский элемент в провинции, настолько же громадно было количество чуждых элементов, проникавших в Италию. Это должно было оказывать на духовную жизнь народа сильные и глубокие впечатления, которые отражались и в массе населения. Все более и более начинали проникать сюда религиозные воззрения с Востока: среди культов, дозволенных в Риме, наибольшим значением пользовалось поклонение «Великой Матери» (земле), занесенное из Пессинунта. Даже сам высший жрец этой богини, Батак, приезжал из Пессинунта в Рим во время войны с кимврами. Что же касается полицейских мер запрещения недозволенных культов, [64] Так, в 139 г. до н. э. были высланы из Рима халдейские прорицатели и гороскописты. они были совершенно бессильны против наплыва массы рабов, ввозимых из восточных стран, при беспрерывных торговых отношениях и при неискоренимой потребности толпы искать себе утешения в том страхе, который внушали им новые и чуждые божества и духи.

Тавроболий (жертвоприношения Кибеле). Реконструкция де Боза по подписи на жертвеннике, найденном в Фурвьере в 1704 г.

Приносящий жертву стоит в яме, а у него над головой убивают быка. При этом человек якобы очищается от грехов и рождается заново.

Это доходило и до высших кругов, в которых, впрочем, наиболее преобладало греческое влияние. В правящих кругах, например, в знатном доме Сципионов, отдавали предпочтение греческой литературе; некоторые выдающиеся деятели, подобные, например, Эмилию Павлу, умели в домашнем воспитании своих семей сочетать древнеримскую положительность с греческим изяществом и утонченностью. Это стремление делалось все более и более общим и постоянно возбуждало новые попытки подражать греческому духу и воссоздавать его в латинских формах. По следам Энния направил свою творческую деятельность и Пакувий , а за ним и младший Луций Акций (170–103 гг. до н. э.) в своих трагедиях, а начатое Плавтом пересаждение греческих комедий на римскую почву продолжал для более избранной публики Теренций , прирожденный ливиец из финикийских африканских владений, прибывший в Рим в качестве раба. Сценическое искусство в это время значительно поднялось; и машины, и декорации — все улучшилось с тех пор, как сценические представления стали постоянно составной частью входить в общие римские игры; в обществе стали пользоваться известностью имена знаменитых актеров, как, например, Квинт Росций , которого особенно высоко ценил Сулла. Среди всех этих разнообразных побуждений стала развиваться и оригинальная латинская поэзия, важнейшим представителем которой был Гай Луцилий из Суессы (141–103 гг. до н. э.); его «сатиры» производили сильное и внушительное впечатление. Греку трудно было бы истолковать, что такое satyra. Этот род поэзии основывается на моральном созерцании человеческой жизни и разбирает современные пороки либо с горечью, либо с иронией, следовательно, главным образом, прозаически; и вот именно эта способность относиться к человеческой жизни и ее прозе с юмором была чисто римской особенностью, а литературное отражение этой способности было римской особенностью этой эпохи. Ибо сатирическая поэзия постоянно выставляет на вид все то, что характеризует это время: резкое различие между сословиями — сильное и интеллектуальное превосходство руководящих классов над рабочими, нуждающимися в пропитании.

По отношению к эпохе междоусобных войн следует отметить одно характерное явление. Господствующие круги Рима резко отличались один от другого и от всех других не богатством, не привилегированным политическим положением, а более возвышенным, более многосторонним, более обширным образованием. Кроме поэзии и искусства умственная деятельность искала себе наслаждения и в науке: правоведении, филологии, риторике, истории; наука, однако, вовсе не была еще общим достоянием многих. Доступная лишь очень небольшому меньшинству, она и этим меньшинством приобреталась лишь с величайшим трудом. Но зато эти немногие были проникнуты сознанием превосходства, силы и прав на господство в обществе. В одном пункте особенно выяснялась полная отчужденность высших классов от народа: религия массы уже не имела никакого значения для высших классов. Они в своих религиозных воззрениях давно перешли за ту первую ступень рационализма, которая выражалась в воззрениях Евгемера или Эпихарма (современников Александра Великого), которые пытались наивно пояснить основу народных верований в божество простой идеализацией смертных. В данное время боги и герои древних верований признавались уже не обоготворенными людьми, а просто несуществующими или, лучше сказать, существующими в воображении поэтическими образами, одухотворениями.

Читатель. С мраморного барельефа.

В руках у читающего — libellum, том из нескольких листов папируса или пергамента, соединенный наподобие современных книг.

Надо признаться, что не особенно приятно чувствовать себя освободившимся от верований и увлечений большинства своих современников: нелегко дышится человеку в разряженном и холодном воздухе громадных высот; немногие имеют мужество не только перед другими, но даже перед собой сознаться в полном разрыве с религиозными верованиями своего народа. Этого мужества не хватало даже у греческой философии в двух ее главных направлениях — стоическом и эпикурейском, одинаково широко распространенных среди римского общества. Как эпикуреизм, так и стоицизм должны были отвести в своих системах хотя бы самое скромное место Олимпу доброго старого времени; по воззрениям эпикурейцев, богам предписывалось идеальное существование в праведном покое и блаженстве, не нарушаемое никакой связью с миром и силами, его созидающими и разрушающими.

Пан и нимфа. Небольшая мраморная группа. Музей Вьенна.

Стоики также не отвергали существования богов, стараясь истолковывать мифы и народные представления о богах с символической и аллегорической точек зрения. Вообще говоря, стоическая философия, более подходившая характеру римлян, была сильнее распространена в высшем кругу римского общества, нежели эпикурейская, не совсем подходившая к слишком серьезному взгляду римлян на жизнь. Однако, хотя между правящими классами и не много можно было встретить открытых и явных эпикурейцев — сам эпикуреизм с его материалистическим стремлением к чувственному наслаждению и к тем средствам, которые могли его доставить, был широко распространен в высшем римском обществе. По отношению к верованиям народа этот высший класс держал себя очень осторожно — признавал в них нечто вроде государственной религии, на которой, в конце концов, основывался весь нравственный строй массы. Римская знать относилась к ней с великим уважением, и если осмеивала в ней те или другие стороны, то осмеивала очень осторожно и тайно. Среди знати вступление в коллегию авгуров, избрание в сан высшего жреца (pontifex), должность Flamen dialis — представляли собой почетные отличия, весьма лестные для честолюбцев; это нимало не мешало тому, что два авгура, встретившись наедине, не могли глядеть друг на друга без смеха…