Оскар Йегер - Всемирная история. Том 1. Древний мир

Спартанцы сначала обратили гнев против Фив, и Афины воспользовались благоприятным временем для возобновления своего прежнего Ионического морского союза. К союзу примкнула довольно значительная часть городов, расположенных по побережью и островам Эгейского моря. И этот второй союз был уже основан на гораздо более либеральных началах, нежели первый. Важным условием в новых отношениях афинян и их союзников было то, что окончательное решение всех насущных вопросов было предоставлено союзному совету, состоявшему из уполномоченных всех городов союза. При этом было допущено не только либеральное, но и не совсем разумное положение, по которому каждый из городов союза, и большой, и малый, одинаково пользовался правом одного голоса в союзном совете. В то же самое время внутренние реформы, военные и финансовые, шли в Афинах своим чередом, и вскоре у Афин появился значительный флот, против которого Спарта ничего не могла выставить.

Вообще, это государство, разбросавшее свои силы в разные стороны для выполнения весьма широких и сложных планов внешней политики, теперь находилось в затруднительном положении и лишь с трудом могло защищаться от фиванцев, которые от первоначально оборонительной войны собирались перейти к наступлению.

Бой за тело Патрокла. Средняя группа западного фронтона храма Афины в Эгине.

О внутренних условиях жизни фиванского государства известно немногое: в дошедших сведениях особенно подчеркивается необычайная телесная крепость фиванского народа, воинственный дух, присущий ему, и в связи с этим сильно развитое чувство собственного достоинства. Вообще говоря, Беотия среди остальных греков, и особенно среди афинян, не пользовалась особенно лестной славой. Беотийцы слыли за людей вялых и не очень способных, пристрастных к чувственным наслаждениям, предававшихся до излишества обжорству и пьянству, чего за остальными греками не водилось. Однако народ был честолюбив, как это можно видеть в произведениях фиванца Пиндара (521–447 гг.), который всю свою поэзию посвятил исключительно прославлению победителей на народных состязаниях в Олимпии, Коринфе, Дельфах и Немее. Возможно, не по вине народа, а из-за особых условий его жизни свойственное этому народу честолюбие до того времени не находило надлежащего удовлетворения. Теперь же представились самые благоприятные к этому условия, да сверх того на долю города выпало особое счастье — между выдающимися вождями фиванцев появились два в высшей степени замечательных мужа — Пелопид и Эпаминонд , которые весь свой народ сумели воспламенить тем одушевлением, которое вдохновляло их. Пелопид играл главную роль в эпизоде освобождения Фив от олигархии в 379 г. до н. э.; Эпаминонд либо преднамеренно был оставлен заговорщиками в стороне, чтобы избавить его от последствий возможной неудачи, либо по какой-нибудь другой причине сам держался вдали от заговора и принялся за дело только на другой день после умерщвления олигархов, когда был поднят вопрос об упрочении успеха устранением спартанцев. Но именно Эпаминонд был наиболее замечателен из этих двоих деятелей. Его дух преобладал над всеми и всем давал направление. Его деяния побуждают видеть в нем мужа необычайных дарований, отмеченного, подобно Периклу, от природы печатью царственного величия. Как и Перикл, Эпаминонд в равной степени был наделен и необычайной широтой взгляда и замысла, и необычайной настойчивостью в выполнении задуманного. По складу ума философ и патриот-идеалист, он даже не представлялся опасным в глазах своих товарищей-олигархов, людей недалеких и беззаботных, и не возбуждал в них никаких подозрений. Этот человек теперь и выступил вперед во всей своей мощи.

Разумеется, что после переворота 379 г. до н. э. отношение Фив к Спарте стало враждебным. Неприязненные отношения продолжались несколько лет и не приводили ни к чему решительному. Между тем фиванцы не теряли времени: по указанию Эпаминонда — хотя и против условий Анталкидова мира — они заняли свое прежнее положение во главе союза беотийских городов. Несчастный город Платеи еще раз сделался жертвой фиванской политики (372 г. до н. э.), и его население вынуждено было искать себе защиты за стенами дружественных ему Афин. Афиняне, несколько напуганные тем, что творилось у них по соседству, после разорения Платеи даже выказали некоторую склонность к сближению со спартанцами. Весной 371 г. до н. э. выборные от городов Пелопоннесского союза по обычаю собрались в Спарте, которая умела по-своему понимать условия Анталкидова мира. Поскольку на это собрание явились посланные и уполномоченные от других государств, заседания обратились в конгресс мира, и по предложению афинского посла Каллистрата условия Анталкидова мира были приняты за основу общего соглашения. Эта основа сама по себе уже исключила все так называемые гегемонические притязания. Было даже постановлено, что пелопоннесских союзников Спарты нельзя принуждать к оказанию помощи спартанцам в их войнах. Но это постановление, конечно, было только простой формальностью и не могло изменить отношений могущественной Спарты к ее мелким и слабым союзникам. Главным же ядром всех обсуждений был вопрос о положении беотийских городов и их отношении к Фивам. Вопрос этот, однако, был поднят только по окончании совещаний конгресса, когда уже все собирались скрепить его решение присягой. На вопрос о беотийских городах Эпаминонд отвечал, что они поставлены точно в такое же отношение к Фивам, как и лакедемонские города к Спарте. При этом он в качестве фиванского посла заявил, что желает присягнуть в соблюдении мира на суше и на море не иначе как от имени всей Беотии. Но большинство присутствовавших на конгрессе не считали возможным допущения такой аналогии, которую предложил Эпаминонд. Это большинство главным образом стремилось как раз к уничтожению беотийского союза, а если это не удастся — к обвинению фиванцев в честолюбивых замыслах. Таким образом оказалось бы, что фиванцы, или, по крайней мере, их правители являются главным препятствием для общего умиротворения Греции. Поднялись споры — обнаружился раздор, и дело дошло до личностей. Эпаминонд, далеко превосходивший Агесилая во всех отношениях, давно уже возбудил к себе ненависть этого спартанского царя, который и позволил себе резкую выходку: когда Эпаминонд на вопрос об автономии беотийских городов выдвинул в виде противовеса вопрос об автономии городов лакедемонских, царь вычеркнул Фивы из списка городов, которые должны были пользоваться миром.