Оскар Йегер - Всемирная история. Том 4. Новейшая история

Николай I, император Всероссийский, в молодости. Литография работы Фр. Иенцена с портрета кисти Фр. Крюгера

Новый государь был человек воспитанный по-военному, твердого характера и весьма определенных взглядов: но потому-то он и понимал яснее предшественника своего, прежде всего, русские интересы и в начале царствования не поддавался идеям Меттерниха. На Западе, между тем, все усиливался живой интерес и симпатии к грекам. Чувства эти оживлялись время от времени событиями. В апреле 1824 года умер в Миссолонге знатнейший из добровольцев, английский поэт лорд Байрон, а год спустя пала наконец эта крепость после геройской защиты, последние сцены которой способны были возбудить общее сочувствие: так, например, ночная вылазка 22–23 апреля, причем 1300 человек, мужчин, женщин и детей, прорвались через неприятельскую цепь и ушли в горы; последняя ожесточенная борьба на улицах города; несколько отдельных геройских подвигов и, между прочим, подвиг примата Капсалиса: он собрал на патронную фабрику всех стариков, больных, неспособных к бою и вместе с ними и с ворвавшимся неприятелем взорвал всех.

Лорд Байрон. Гравюра работы Ч. Тернера с портрета кисти Р. Весталя

В высших сферах все тянулись из года в год переговоры, не приводя ни к чему: надо было как-нибудь решить серьезные вопросы. Опасность была в том, что, пока они не решены, Россия могла ежеминутно найти предлог к разрыву с Турцией, а тогда ей легко было привести в исполнение свои планы, хорошо известные Европе. Легче всего было разрешить вопрос соединенными действиями Англии и Австрии, у которых относительно России были общие интересы. Но австрийское правительство не понимало этого. Здесь вообще находили ненужным действительно решать какой-нибудь вопрос так, что Каннинг, управлявший иностранной политикой Англии, смело и в то же время умно обратился прямо к новому царю, к которому он отправил Веллингтона, прекрасно избранного представителя, с поздравлениями английского короля по случаю восшествия на престол.

Обе державы вступили в соглашение: Греция должна была оставаться данницей Турции, но с самостоятельным управлением по собственному выбору и с одобрения турецкого правительства.

Надо было представить это в благоприятном виде султану и его министрам. Дело было запутанное, так как у России были свои счеты и спорные вопросы с Турцией; они касались отношений торговой и морской полиции, постановлений Бухарестского мира 1812 года и Молдавии и Валахии, где русские имели право протектората. Турецкие политики, хорошо сознавая, что подул неблагоприятный для них ветер, предупредительно уладили все эти недоразумения Аккерманским договором (октябрь 1826 г.). Зато в деле Греции не хотели слышать о соглашении. Со своей точки зрения они были правы: они боялись последствий своей уступчивости относительно восстания христианского населения, хотя и не официально, но поддержанного Европой. Так дойдут, говорили они, до вопроса, откровенно высказанного уже в ноте русского двора в 1821 году, возможно ли вообще существование Турции наряду с другими европейскими державами?

В этом году Турция по-своему совершила реформу или даже революцию. Султан Махмуд, человек энергичный, взялся за преобразования в армии, стоившие жизни его предшественнику Селиму, и привел их в исполнение. К пехоте, организованной и обученной по европейскому образцу, причислялось по 150 человек янычар на каждый батальон. Янычары же составляли особое сословие или цех, со многими привилегиями и еще большими злоупотреблениями, и они-то взбунтовались: тогда султан развернул знамя пророка и кровавым образом подавил восстание. Казнили беспощадно, и высокомерное преторианское войско было уничтожено: самое название их не смели более произнести громко.

Благодетельная реформа эта, конечно, вначале послужила не к усилению Порты, и европейское вмешательство в дела Греции стало неизбежно. На основании петербургского соглашения в Лондоне 6 июля 1826 года между Англией, Россией и Францией был заключен договор, по которому три великие державы брались совместно ходатайствовать о мире между Портой и греками, а во время переговоров принудить, ежели нужно, обе стороны к приостановке военных действий. В течение следующего года это привело к катастрофе. Турецкие правящие круги слышать не хотели о европейском вмешательстве. Со своей стороны, руководящий политик в Вене предлагал посредничество, бесплодное, как вся его политика. Тем временем составилась русско-французско-английская эскадра для придания большого веса лондонскому соглашению. Положение греков улучшилось от притока обильных денежных средств с Запада и прибытия баварских офицеров, которых прислал им король Лудвиг I Баварский, горячий филэллинист. Английский моряк, лорд Кохрэн, принял начальство над морскими силами греков, генерал Чёрч над сухопутными; покончили с внутренними неурядицами тем, что собралось единое народное собрание в Трезене (апрель 1827 г.), и на основании новой конституции избрали президентом или кибернетом новой общины корфиота, графа Иоанна Каподистрия, бывшего министра императора Александра. Греки, конечно, охотно приняли приостановку военных действий, клонившуюся в их пользу; со стороны же турецких военачальников надо было ожидать сопротивления, и как поступить в таком случае, инструкции, данные трем адмиралам, точно не определяли, предоставляя им или старшему из них, англичанину Кодрингтону, «ввиду исключительного положения дел, известную свободу действий». В сентябре турецко-египетский флот высадил войска и сгрузил припасы в Наваринской гавани, на юго-западе Пелопоннеса. Ибрагим-паша намеревался отправить транспорт съестных припасов в Патрас и Миссолонгу, но английский адмирал задержал его. Завязались переговоры. Ибрагим объявил, что он солдат и слуга Порты и не имеет права принимать политические сообщения. Транспорт вторично отправлен и вторично задержан. Тогда Ибрагим стал опустошать Пелопоннес, воевать, как воюют варвары, и как в девятнадцатом столетии воевать не принято. Соединенная эскадра вошла в Наваринскую бухту. Войны не было объявлено, но два сильных враждебных военных флота стояли в тесной бухте, близко, друг против друга, при обоюдной враждебности экипажей. Как бы сами собой разрядились жерла орудий и с обеда, весь вечер (20 октября 1827 г.), всю ночь шло ожесточенное сражение, в исходе которого осталось в турецком флоте из 82 кораблей всего 27.