Игорь Шумейко - Романовы. Ошибки великой династии

В этой работе Леонтьева есть ещё несколько важных тезисов, к Соловьёву не относящихся:

«– Расслояющие мероприятия Петра и Екатерины охватили всю жизнь огромного государства железной сетью систематической дисциплины; дисциплина эта, приучавшая одних к власти, а других к повиновению, способствовала развитию во всех слоях и подразделениях общества характеров сильных, страстных и выдержанных, сложных и цельных, тонких и мужественно-грубых.

– Мы не можем желать для родины нашей такого искусственного и эфемерного преобладания, каким наслаждалась Франция при Наполеоне III всего в течение 20 каких-нибудь лет!

– Когда-нибудь погибнуть нужно; от гибели и разрушения не уйдёт никакой земной общественный организм, ни государственный, ни культурный, ни религиозный.

Самому христианству Спаситель предрёк на земле разрушение, и те, которые пророчат нам на этой земле некое небывалое и полнейшее торжество “воинствующей” (т. е. земной) Церкви, проповедуют нечто вроде ереси, противной не только учению православного духовенства, но и Евангельскому учению.

– Погибнет и Россия когда-нибудь. И даже, когда, окидывая умственным взором весь земной шар и весь состав его населения, видишь, что новых и неизвестных, сильных духом племён ждать неоткуда, ибо их уже нет в среде несомненно устаревшего человечества, то можно почти наверное предсказать, что Россия может погибнуть только двояким путём, или с Востока от меча пробуждённых китайцев, или путём добровольного слияния с общеевропейской республиканской федерацией.

– Есть и третий возможный исход, на который уже давно и не раз с ужасом и отвращением указывали враждебные нам европейцы: “Россия – это нечто вроде исполинской Македонии, которая, пользуясь раздорами западных народов, постепенно подчинит их всех своей Монархической власти”.

Македония не имела ни своих учреждений, ни своих нравов и вкусов. Она имела только одну силу – привычку к сильной Царской власти; со всех остальных сторон мы не видим в её истории никакой характерности…»

Надеюсь, и приведённая часть, менее четверти, работы Леонтьева иллюстрирует, как самый благожелательный исследователь возражает Соловьёву. И за всеми частными пунктами встаёт главный водораздел: Соловьев зачёркивает, закрывает историю России: 1) ради своей Великой Цели (сдачи Папе Римскому) и 2) просто по неприятию всех проявлений русской жизни. Так он перебирает (отбрасывая как негодные) эти проявления. Русские: сельскую общину, науку, философию, искусство.

И совсем замечательный момент – у Леонтьева он отсутствует, но я дополню: русскую науку Соловьёв отвергает как сборище «чернорабочих, собирателей материала» в тот момент, когда Дмитрий Менделеев уже издал книгу «Органическая химия» (1861 г., в Британии переиздавалась 13 раз), уже открыл Периодический закон химических элементов (февраль 1869), уже был озвучен (его коллегой) доклад на заседании Русского химического общества 6 марта 1869, уже пошли зарубежные публикации, начиная с того же года. И это выражение «чернорабочий собиратель» брошено при том, что ведь он, Соловьёв, имел честь лично общаться с Дмитрием Ивановичем! В «Заветных мыслях» (1905) Менделеев помянул: «…Мой покойный друг В. Соловьёв», правда, в контексте возражения апостолу курсисток.

А ведь Дмитрий Иванович, широтой интересов (минералогия, химия, метрология, метеорология, физика, промышленные технологии, кораблестроение, сельское хозяйство, тарифная политика, экономика, воздухоплавание, публицистика) напоминавший гениев Ренессанса, значительную часть времени посвятил ещё и… борьбе со спиритизмом.

По инициативе Д. И. Менделеева Русское физическое общество выступило с резкой критикой спиритизма. 6 мая 1875 года «создана комиссия «по проверке всех “явлений”, сопровождающих спиритические сеансы». Заседания состоялись 7, 8 мая, 27 октября. Некоторые соратники, такие как Ф. Эвальд, выходят из комиссии по причине, как он писал Менделееву, «…чтение книг (спиритических) и т. подобных увражей произвело на меня решительное отвращение ко всему, касающемуся до спиритизма, медиумизма тоже» .

Комиссия выявила ряд обманов, использования «медиумами» психологических манипуляций и… бездну дичайшего суеверия аудитории. Менделееву пришлось ещё и отвечать на шквал писем и публикаций защитников столоверчения.

Солидарный с Фёдором Эвальдом, я привожу сию спиритическую коллизию для более полного представления уровня тогдашнего социума. И, конечно, важно, симптоматично, что спиритом был властитель дум тогдашнего общества В. Соловьёв.

Вот и здесь судьба позаботилась, как и в случае с 11 погибшими в Зимнем дворце солдатами, – дважды вывернуть сюжет. Там Соловьёв подхалимствовал перед Львом XIII, собиравшим коалицию «за башибузуков», против тех солдат в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов, и он же через три года поднимал общество на защиту их убийц, Желябова и компании. А здесь «пророк» спирит Соловьёв причислил к «чернорабочим собирателям» одного из величайших в мировой истории учёных, и вместе с тем получается – борца с «источником соловьёвского вдохновения».

Но только не посчитайте, что и Дмитрия Ивановича в «чернорабочие» записали по какой-нибудь обиде за свой спиритизм. Нет, Соловьёв Менделеева просто не разглядел.Надо хорошо представлять этот праздный ум. Учёность того типа, что прекрасно определена Львом Толстым: «Сначала из прочитанных книжек составляют тетрадки выписок, потом из этих тетрадок составляют свою книжку».

Выше приведено, как Соловьёв критиковал Данилевского и все подобные, «ползучие теории, слишком приверженные фактам», противопоставляя им свою – «крылатую»!

Вечно рассеянным взглядом, неумением видеть детали, жизнь вообще Соловьёв очень напоминает мне, как ни странно, Чернышевского, детально описанного Набоковым во вставной, в романе «Дар», книге своего героя.

Могут возразить: Чернышевский – материалист (один из самых знаменитых на Руси), а Соловьёв – идеалист. Но вспомните, что лучше всего разглядел Набоков в Чернышевском, над чем более всего издевался:

«Чернышевский… не отличал плуга от сохи; путал пиво с мадерой; не мог назвать ни одного лесного цветка, кроме дикой розы… добавляя с убеждением невежды, что цветы сибирской тайги те же самые, какие цветут по всей России… восполняя всякий недостаток конкретного знания какой-нибудь нехитрой общей мыслью… с частичкой гноя в крови… Был беспомощен в практических делах, слаб здоровьем, плаксив, не умел плавать, ездить верхом, никогда ничего не мог починить, но всё бил, пачкал, портил. На каторге от нечего делать выкапывал каналы – и чуть не затопил жизненно важную для вилюйцев дорогу. Та же несуразность, неуклюжесть, неумелость с женой, которая изменяла ему с его ближайшими друзьями и с любым встречным студентом, польским эмигрантом, жандармским ротмистром…»