Игорь Шумейко - Романовы. Ошибки великой династии

А теперь, соответственно целям, менялись и средства войны. И прежняя модель – дворяне дадут офицеров, крестьяне – солдат, а три тысячи туляков наделают им шпаг и ружей – тоже должна быть забыта. Теперь половина нации должна «пахать» (уже в кавычках!) в городах, на рудниках, электростанциях, шахтах, железных дорогах, конструкторских бюро, чтобы вооруженная нация могла отстоять своё жизненное пространство.

И в города, на заводы, стройки (но и в институты (!), и в академии, рабфаки, военные училища… и в органы НКВД, чтобы заодно поквитаться с комиссарами «ленинской гвардии») были изгнаны миллионы крестьян. А точное их число, подобно нашим потерям во Второй мировой войне, по-моему, никогда не подсчитают, потому что оно вообще в сфере действия не арифметики, а политики или даже философии.

Для подобного, столь жёсткого и жестокого решения большевикам и надо было получить запас власти и авторитета, какого и близко не было у царских правительств. Точнее выражаясь, всем, принявшимся за эту мучительную реформу, нужен был запас доверия, запас уверенности крестьян, что уж это правительство точно НЕ помещичье! Что там нет потомков и даже духа того гнусного прохиндея, «русского дворянина Правдина, образца 1817 года» , и что они, комиссары, пусть по своим причинам, но ненавидят дворян так же сильно, как крестьяне.

Долгое время задумываясь о причинах сжигания помещичьих усадеб, даже в условиях полного силового, физического контроля крестьян над ситуацией в деревне, я мысленно вешал табличку с великой, знаменитейшей цитатой из Пушкина про «русский бунт, бессмысленный и беспощадный» и… закрывал вопрос. Вроде выгоднее было бы как-то делить эти усадьбы, использовать, но ведь… « бессмысленный» же бунт.

И как-то мне попалась весьма полезная работа, включавшая цитаты аутентичных крестьянских листовок, периода – начиная с лета 1917 года. Оказывается, писали их безвестные авторы, и писали, что надо было «…уничтожать помещичьи имения, чтобы некуда им было возвращаться» . То есть и ласковая барыня Раневская, продавшая последний вишневый сад, оставшаяся буквально с домом, сараем, палисадником (чьи несколько метров никак, даже теоретически, не могли – справедливо возмущался вышеозначенный Иван Бунин – выручить малоземельных крестьян), была таким же опасным, вредным элементом в деревне, как те жуткие крепостники Закревские, перед которыми в 1860 году вынужден был хитрить, лавировать даже сам царь Александр Освободитель.

И, отнимая у помещиков землю, большевики проблему малоземелья решали, условно говоря, на 5 %, но при том приобретали право решать её и далее, так, как и решили в 1929–1932 годах.

Помните то изумление Константина Кавелина и Дмитрия Милютина, видных российских деятелей: «Это ж Ростовцев! Яшка Ростовцев, косноязычный плут и негодяй – освободил крестьян! Это было бы вопиющей к небу нелепостью, если бы не было правдой! »

И этот контраст многовековой проблемы и итогового её решения мог вызвать аналогичный вопль, что-то вроде: «Это же Вовка! Картавый плут Вовка Ульянов (плюс рябой негодяй Оська Джугашвили!) покончили с русским малоземельем!»

Видно, судьба такого интеллигента – быть вечно огорошенным Историей. Вечно удивлённым: как же это без него всё решилось?

И напоследок. Есть такая популярная «тема исторических споров», наполнитель журналов последних 25 лет: «Было ли убийство царя Николая ритуальным?».

Я несколько в другом смысле назвал бы «убийство» помещиков как класса ритуальным. Ведь простая ликвидация помещика как класса требовала отнятия только поместья. Но всё случившееся в 1917–1921 годах соответствовало известному термину – «ритуальная жестокость».

В главах 1–9 рассмотрены преимущественно субъективные причины кризиса Российской империи. Политическая жизнь сползала к связке: террор – антитеррор. Как верно тогда подметил М. Н. Катков: «Революционер говорил правительству: Уступи, или я буду стрелять! Либерал говорил правительству: Уступи, или он будет стрелять!» Логика террора обнимала всю противостоящую власти часть общества. И в правительственном лагере «силовой, антитеррористический блок» постепенно становился всей собственно властью, начиная от Лорис-Меликова, назначенного Александром II во всероссийские диктаторы именно по результатам антитеррористической работы в Харьковской губернии. Пример Лорис-Меликова показателен: в послужном списке и Кавказская война, и Русско-турецкая, и запомнившееся всей России борьба с чумой в Поволжье, потом – губернаторство в Харькове, отмеченное успешным противостоянием террору. 5 февраля 1880 года, взрыв в Зимнем дворце, высший (как тогда казалось) успех народовольцев Желябова и Халтурина, сбор высшего руководства страны в Петербурге по обсуждению мер войны с террористами. 12 февраля учреждается Верховная распорядительная комиссия с огромными полномочиями, 14 февраля Лорис-Меликов назначен её начальником. Известны определения того периода: «диктатура в бархатных перчатках», «диктатура сердца», а в общем антитеррористический блок становится правительством над правительством страны.

И так вплоть до 1911 года, до смещения именно им, «антитеррористическим блоком», премьер-министра Столыпина. Смещения , проведённого «охранковским» методом: общим терроро-антитерористическим заговором, вложением пистолета в руки Богрова, революционера и агента полиции (к этому совместительству можно добавить и третье: «символ эпохи»).

Сие всё – политика, общественное действие на «дне династии» . А общественная мысль в тот период деградировала и истеризировалась (истерии, декадансу, «соловьёвщине», Мельхиоровому веку и его кумирам было уделено, возможно, даже слишком много места). В сумме – то, что называется субъективные причины революции 1917 года.

Главы 10–15 посвящены объективным причинам кризиса. Подробно рассмотрен только крестьянский вопрос, хотя, надеюсь, было проиллюстрировано его глобальное, всепроникающее значение для России. Экономика, демография, обороноспособность были его функциями.

И субъективным, и объективным причинам, кризисным тенденциям противостоит то, что обычно называется власть в самом общем смысле: от качества и количества чиновничьего аппарата до характера монарха, настроения его семьи, здоровья детей.

По поводу определения понятия « власть» люди спорят вечно, перебирая её источники (вера, традиции, знания, насилие, авторитет), её формы, функции, «ветви»…