Михаил Зефиров - Все для фронта? Как на самом деле ковалась победа

Однако это же постановление разрешало местным властям параллельно с карточным распределением вести торговлю хлебом без карточек по повышенным ценам. [419]Фактически карточная система сосуществовала параллельно с коммерческой торговлей.

В дальнейшем отказались и от регулирования цен на продукты на рынках. Это была крупная победа крестьян над советской властью! Недополученную же за последнее время прибыль колхозники просто заложили в цены, которые выросли в четыре-пять раз по сравнению с довоенными. Так, литр молока в октябре 1941 г. стоил 10 рублей вместо двух рублей в июне. Но и за этим дорогим продуктом теперь надо было стоять в очереди по два-три часа.

В коммерческих магазинах тоже стояли большие очереди, значит, денежки у народа все-таки водились. Забегая вперед, надо сказать, что вскоре государство это поняло и, видимо, решило, что у людей слишком много наличности. Посему 30 декабря 1941 г. был введен так называемый «военный налог», составлявший 12 % от зарплаты.

Народ отреагировал на введение карточек негативно, и имели место даже акции протеста. К примеру, на Кулебакском торфопредприятии из-за массового невыхода рабочих 1 и 2 сентября была практически сорвана работа. Впоследствии из 49 сбежавших удалось вернуть только половину. [420]

Впереди была зима, а между тем из-за нехватки рабочих рук в сельском хозяйстве убрать урожай 1941 г. не успели. Замаячила перспектива голода. Партийные власти решили бросить на уборку всех кого только можно. Так, Горьковский обком партии 26 сентября приказал «привлечь в порядке трудовой повинности для уборки сельскохозяйственных культур все трудоспособное сельское население, в том числе учащихся обоего пола, а также население городов и поселков городского типа, однако не в ущерб работе госучреждений и предприятий ». Районные комитеты партии были обязаны разъяснить данное постановление населению и обеспечить его выход на уборку урожая. [421]

В конце 41-го года были введены карточки на рыбу, крупы, мясо и макароны. Мяса, в среднем по стране, полагалось всего 1,2 кг на человека в месяц. Затем в 1942 г. во многих городах ввели нормировку на продажу населению керосина и соли.

У магазинов выстроились длинные очереди. Однако дефицит объяснялся не только условиями военного времени. Значительная часть хлеба по разным причинам не доходила до прилавков, а «чудесным образом» оказывалась на рынках по баснословным ценам. Стоимость одной буханки сначала дошла до 200–250, а позднее и до 400 рублей! И это при том, что зарплата квалифицированного рабочего на военном заводе составляла 800 рублей в месяц. Чуть больше – ставку в 1080 рублей – имели профессора. Но ведь существовали и совершенно мизерные оклады. Так, технички и гардеробщицы получали всего 100–130 рублей. В тоже время цена, к примеру, килограмма моркови на базарах в мае 1942 г. достигла почти 80 рублей!

Сотрудники милиции регулярно проводили оперативные мероприятия по изъятию спекулятивного хлеба, устанавливали пути его поступления на базары. Порой приходилось даже вести слежку за хлебными фургонами. И вот уже в середине сентября 41-го года была арестована «хищническая группа» , состоявшая из работников хлебозавода № 2, хлебопекарни № 23, работников магазинов № 32 и 43 Нагорного пищеторга, а также шоферов и возглавляемая экспедитором хлебозавода Нестеровым. В ходе следствия удалось доказать хищение указанными лицами трех с лишним тонн хлеба с хлебозавода № 11 и 500 кг – из хлебопекарни № 23. Ворованный продукт реализовывался через работников указанных магазинов по рыночным ценам. Всего по делу были арестованы 13 человек, при этом главарей, по законам военного времени, приговорили к расстрелу с конфискацией имущества. [422]

Несмотря на все принятые меры, избежать голода не удалось. Он, конечно, не везде имел трагические черты блокадного Ленинграда, но все же ощущался как в крупных городах, так и в сельской местности. В первую очередь люди недополучали хлеба, что усугублялось нехваткой и других продуктов. 19 марта 1942 г. профессор Добротвор записал в своем дневнике: «Как мало человеку хлеба нужно. Я получил 2 кило коммерческого хлеба (ввиду утери карточек) и был на 7-м небе. Восторг. А всего 2 кило. Надо бороться неустанно и всюду за то, чтобы хлебом человек был наделен полностью. Сейчас мы ведем полуголодное существование. Главная основа питания – 400 г хлеба, которые мы получаем по карточкам. Жиров нет. Никакого масла не выдавали уже больше месяца. Люди осунулись, посерели» . [423]

Постоянная нехватка продовольствия заставила горожан «по совместительству» стать крестьянами. Все газоны и клумбы возле домов весной 1942 г. были засеяны картошкой и капустой. Кто не успел захватить участок в городе, получал официально или занимал сам плантации в пригородах. Можно было также арендовать землю у граничащих с городом колхозов. Например, все тот же профессор Добротвор арендовал участок площадью 50 кв. метров по цене 3 руб. 30 коп. У кого было свободное время, нанимались в колхозы на сезонную работу за хлеб. В общем, выживали, как могли.

Нехватка хлеба и другого продовольствия, безусловно, объяснялась не только его фактическим отсутствием. Хищения в этой сфере экономики носили массовый характер как до войны, так и во время ее. Начиналась воровская цепочка с села. Первый секретарь Горьковского обкома ВКП(б) М. И. Родионов, выступая на XVII пленуме обкома, сказал: «Надо обрезать руки районных работников, которые лезут в колхозное добро, на которое они не имеют никакого права… Тем не менее многие лезут в колхоз. Глядя на районного работника, тащат председатели колхозов, глядя на него, тащат кладовщики, зав. фермами и т. д. Секретари райкомов и председатели райисполкомов сами должны зверски взяться за охрану колхозного имущества, и показать образцы должны прежде всего коммунисты» . [424]

Председатель одного из колхозов-маяков М. С. Саберов в июне 1943 г., выступая на очередном пленуме, тоже красноречиво высказался по поводу воровства: «Значительная часть зерна разворовывается и честным колхозникам не попадает. Нужно выдать по 1–2 кг, а тут крадут… Иногда по 8–10 кг, и вот если поймаешь на 20-й день, то это уже получается 10 пудов. Я считаю, что с первых же дней уборки нужно пугнуть людей, и тогда эти случаи не будут иметь места в других колхозах» .

В некоторых колхозах администрация и прочие работники умудрялись расхищать по 50 % урожая. При этом показатели урожайности искусственно занижались. Чем меньше указывалась урожайность с гектара, тем больше пшеницы было украдено. [425]