Адриан Голдсуорти - Падение Запада. Медленная смерть Римской империи

В хрониках III века то и дело упоминаются финансовые проблемы. Императоры контролировали чеканку золотых и серебряных монет и постоянно испытывали искушение дополнительно увеличить свои доходы за счет девальвации. Наиболее резкие изменения произошли в отношении серебряных денег. Во времена Траяна серебряный денарий содержал более девяноста процентов серебра (денарий — это мелкая монета в Библии, что-то вроде английского пенни, отсюда принятое до перехода на десятичную систему счисления обозначение пенса буквой «d»). При Марке Аврелии содержание серебра по сравнению с неблагородными металлами упало ниже семидесяти пяти процентов — в те времена империя была разорена войнами и эпидемиями. Септимий Север увеличил плату воинам и снизил содержание серебра в монетах до пятидесяти процентов. Каракалла ввел новую серебряную монету, известную под названием антониниан и стоившую предположительно два денария, хотя она весила всего в полтора раза больше. При Элагабале ее упразднили, но в период совместного правления Бальбина, Пупиена и Гордиана III она появилась снова. К этому времени содержание серебра сократилось до сорока процентов. Примерно в середине столетия процесс значительно ускорился, и когда Аврелиан взошел на престол, серебра в монетах оставалось всего около четырех процентов {190} 190 О девальвации и ее возможных последствиях см. работу Corbier в САН 2 2005. Р. 330—360; Howgego С. Coin Circulation and the Integration of the Roman Economy // Journal of Roman Archaeology. Vol. 7. 1994. P. 6—21, в особенности 12—16, de Blois (2002). P. 215—217, Duncan-Jones R. Money and Government in the Roman Empire. Cambridge, 1994, в особенности P. 20—32, и Blois L. de. Monetary Politics, the Soldiers' Pay, and the Onset of Crisis in the First Half of the Third Century AD // The Roman Army and the Economy. Ed. P. Erdkamp. Amsterdam, 2002. P. 90—107. .

Влияние этого явления очень трудно оценить, поскольку нам недостает статистических данных (обычная проблема, когда речь идет о римской экономике). Очевидно, что цены к концу III столетия в целом были значительно выше, чем в конце II века, — в некоторых случаях они поднялись на несколько сот процентов. Прежде история Рима не знала подобной инфляции. Однако в основном наши сведения о ежедневном росте цен происходят из Египта, где была своя монетная система; лишь при вступлении Аврелиана на престол ее упразднили и вместо нее ввели имперскую. Цены выросли, судя по всему, внезапно. Землевладельцы, и крупные, и мелкие, вероятно, не пострадали, поскольку у них по-прежнему была продукция на продажу или обмен. Те, кто считает бартер важной частью экономики в сельских районах, склонны утверждать, что изменение качества монет имело место лишь на незначительной части территорий империи. Занятые в производстве люди могли продолжать продажу продукции, если предположить, что они, подобно аграриям, по-прежнему находили рынок для ее сбыта. Вероятно, изменения шли медленно, поскольку монеты в таком количестве лишь начали циркулировать и люди, вероятно, имели возможность адаптироваться к этому. Однако то был не единственный фактор. Ведение войн требует расходов, и в особенности это касается войн гражданских; нужно было продвигать войска по территориям, где обычно не велись бои, а дисциплина слабела. Мало кто выигрывал от этого, а страдали многие. Численность жителей, по-видимому, уменьшалась; конечно, происходило сокращение населения на отдельных территориях в результате вспышек болезней, хотя если оценивать долгосрочные изменения, они были невелики {191} 191 См. работы: Bruun С. The Antonine Plague and the Third Century Crisis // Crises and the Roman Empire. P. 201—217, и Jongman W. Gibbon was Right: The Decline and Fall of the Roman Economy // Crises and the Roman Empire. P. 183—199. В обеих работах доказывается, что в III в. наблюдался серьезный упадок в экономике и сокращение численности населения. .

В конце концов, мы точно не знаем, что происходило на самом деле. Если бы у нас было столько же сведений о XX веке, сколько о III веке, у нас не сложилось бы адекватного представления о масштабах Великой депрессии или о последствиях двух мировых войн. К примеру, мы не заметили бы никаких колебаний в неизменном росте благосостояния и процветания Японии и Германии. Любые сообщения об опустошении, вызванном войной, содержащиеся в литературных текстах, неизбежно оценивались бы как грубое преувеличение. Очевидно, что в начале IV века в Риме было много богатых людей — это не обязательно значит «очень много». В конце концов, во времена Великой депрессии были и те, чье благосостояние и богатство не уменьшились. Мы не располагаем цифрами относительно сокращения числа богатых людей в IV веке по сравнению со II веком. И в том и в другом столетии, а также в промежуточный период были и бедняки, однако нам опять-таки неизвестна ни их численность, ни ее отношение к общей численности населения.

Имеется ряд свидетельств сокращения чистого дохода в целом. С середины III века наблюдается резкий спад количества сохранившихся надписей. Так как они часто делались в память о деяниях на благо общины, предпринимавшихся городскими магистратами и другими местными лидерами, это означает, что подобные деяния также стали куда более редким явлением. Возможно, реже стали делаться именно памятные надписи, но археологические находки действительно подтверждают впечатление, будто общественные сооружения больших размеров стали строить менее часто. Заметим, что в большинстве городов уже были свои бани, театры, цирки, дворцы и храмы, и поэтому, не исключено, в новых постройках не было необходимости. Однако в рамках идеологии местной аристократии более ранних времен строительство еще более величественных зданий воспринималось как своего рода вызов, требующий ответа, даже если это грозило разорением (в пример можно привести города, описанные Плинием в начале II века, когда он был правителем Вифинии). Единственное, что к 300 году н.э. требовалось любому мало-мальски значительному городу, — мощная стена вокруг него. То, что многие из них возводились из обломков разобранных зданий, явно указывает на падение общего благосостояния {192} 192 MacMullen R. The Epigraphic Habit in the Roman Empire // American Journal of Philology. Vol. 103. 1982. P. 233-246. .

Имеются также и признаки упадка торговли с далекими странами. Специалисты по подводной археологии обнаружили, что обломков судов, потерпевших крушение в период с I века до н.э. по II век н.э., куда больше, чем относящихся к любому из позднейших периодов. Это заключение нужно интерпретировать с осторожностью: большинство находок сделано в Западном Средиземноморье, поскольку там работало больше поисковых групп. И все же понятно, что наибольший расцвет торговли в этих местах пришелся на период раннего принципата. Вероятно, со временем, когда близ других побережий будет проделана достаточная работа, возникнет новое представление об этом. Тем не менее раскопки на суше также свидетельствуют, что с III века и далее произошло значительное уменьшение количества товаров, ввозившихся из-за границы и циркулировавших на территории провинции. Отчасти это является признаком интенсивного развития производства в регионах. В Британии, Испании, Галлии и в других областях появились местные мастера, искусные в изготовлении глиняной и стеклянной посуды тонкой работы или, скажем, в выкладывании мозаичных полов. Более экзотические товары — предметы роскоши — такие как шелк и специи, по-прежнему привозили из далеких стран (и опять-таки мы не знаем, изменилось ли количество ввозимого). Однако торговля с Индией и более далекими землями, по-видимому, переживала в III веке серьезный упадок и оживилась лишь в IV веке {193} 193 Hopkins (1980). Р. 105—108, а также Parker A. Ancient Shipwrecks of the Mediterranean and the Roman Provinces. Oxford, 1992; о торговле с Индией и Китаем см.: Young G. Rome's Eastern Trade. International. Commerce and Imperial Policy, 31 ВС — AD 305. London; New York, 2001. P. 80-88, 126-128. .