Лев Прозоров - «Иду на вы!» Подвиги Святослава

Потом дворцовые медики заживо вскрыли тело несчастного, чтобы наблюдать действие органов человеческого тела.

И только потом еще продолжавший жить обрубок человека швырнули в раскаленные недра медного быка.

Запершись во дворце, воины Свенгельда и Калокира дали ромеям отчаянный отпор. В конце концов, император, на исходе вторых суток штурма, не желая более терять наемников, приказал закидывать дворец горшками с зажигательной смесью. Когда огромные чертоги царей Болгарии были уже объяты пламенем, главные ворота дворца вдруг со скрежетом распахнулись – и в византийское войско врезался строй русской дружины. Страшным стальным плугом шли русы по железному полю царьградского войска, оставляя за собою кровавую борозду с отвалом из трупов. Они пробились к воротам и ушли из горящей Преславы. Так страшен был их натиск, что ни устоять против него, ни задержать отчаянных смертников наемники Византии не сумели. К тому же большинство из них погрязли в грабежах захваченного города и уже не слушали ни командиров, ни самого императора, интересуясь только добычей. Войско Свенгельда и Калокира вырвалось из кольца и двинулось на соединение с главными силами русов, к Доростолу.

Узнав от Свенгельда и Калокира о вероломном нападении Цимисхия и падении Преславы, Святослав пришел в ярость. Лев Диакон рассказывает, что он, «поняв по зрелом размышлении, что, если мисяне склонятся к ромеям, дела его закончатся плохо, созвал около трехсот наиболее родовитых и влиятельных из их числа и с бесчеловечной жестокостью расправился с ними – всех их он обезглавил, а многих других заключил в оковы и бросил в тюрьму». Другой византийский Мюнхгаузен, Скилица, присовокупляет, что в тюрьму было брошено двадцать тысяч человек. Наиболее вменяемый из этой компании, Зонара, попросту говорит, что Святослав заточил часть жителей Доростола, «боясь, как бы они не восстали против него». Но и Скилица, и Зонара относят репрессии Святослава уже к более позднему времени, к осаде армией Восточного Рима Доростола. Кого же казнил Святослав, узнав о падении Преславы?

Иоакимовская летопись говорит, что именно в это время князь Святослав казнил своего брата-христианина Глеба и обрушил кары и казни на бывших в войске христиан. Таковые, преимущественно, могли быть именно знатными болгарами («наиболее родовитых и влиятельных»). Потом князь, по той же летописи, отправил гонцов в Киев с приказом истребить все церкви. Ранее она упоминает, что именно Святослав уничтожил церковь Николая Угодника на могиле лжекнязя, отступника Оскольда. Это известие Иоакимовской летописи находит два подтверждения – во-первых, археологическое. Главное капище Перуна и четырех других Божеств в Киеве оказывается вымощено обломками штукатурки с остатками христианских фресок и плинфы – плоских кирпичей, использовавшихся при строительстве церквей. Во-вторых, мало обращают внимание на такой факт – придя в Северную Болгарию, войска Цимисхия отчего-то обнаруживают князя с дружиной не в Переяславце, как следовало бы ожидать, а в Доростоле. Доростол же, как я уже говорил, был резиденцией патриарха Болгарского и, соответственно, церковным, христианским центром Болгарии. Что мог там делать князь-язычник? Складывается впечатление, что он прибыл туда лично руководить расправой над служителями Распятого Мертвеца. Иоакимовская летопись как раз и сообщает, что наш герой «наипаче же на презвитеры (священников. – Л. П. ) яряся, якобы тии чарованием некиим людей отврасчают и в вере их утверждают». Надеюсь, самая буйная фантазия не измыслит собственных «пресвитеров» при войске русского князя. Так что летопись здесь проливает свет на причины пребывания Святослава в последние дни его последней войны в Доростоле.

Но… почему же сначала он казнил своего брата-христианина?

Кому Святослав доверил охрану ущелий? Почему православная орда просочилась сквозь них незамеченной? Эти вопросы взаимосвязаны; и ответить на два последних вопроса – означает ответить на первый.

Оправдались зловещие намеки Цимисхия. Нашлись и в стане Святослава свои «германцы».

«Предаст брат брата на смерть, и отец – сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их… Не мир пришел Я принести, но меч; ибо Я пришел разделить человека с отцем его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку домашние его. Кто любит отца или мать более нежели Меня, недостоин Меня» (Мф. 10, 21, 34 – 37).

И предал брат брата. И восстал на родителей, на пращуров своих, на Древних Богов. И отрекся от Матери-Руси, от Отца Рода ради Распятого Мертвеца…

И ясными глазами праведника смотрел в лицо преданному. А за его спиной стояли восемь тысяч русов, павших в горящей Преславе. Не надеявшихся на «царствие небесное», на райское блаженство – умиравших за Русь, за государя, за Родных Богов. Стояли, смотрели, беззвучно спрашивали: «Простишь?»

И выла над стенами Переяславца голосом Северного ветра мертвая вельва, оплакивая погибающий мир:

И казнил брат брата. И презрение к христианству превратилось в его душе в лютую ненависть к ворожбе, разлучающей, превращающей в смертельных врагов ближайших родичей. Тогда он и послал в Киев гонца с указом о разрушении церквей. Тогда и отправился сам в Доростол – выкорчевывать корень сорняка, сносить голову пакостному гаду.

Там и застали его войска Цимисхия.

На руинах захваченной Преславы Цимисхий принял пленного Бориса. Хитроумный армянин оказал пленнику царские почести, именовал его царем мисян – чего от владык Города царей, как вы, читатель, хорошо помните, дождаться было очень трудно. По Скилице, император заявил, «что прибыл не для того, чтобы повергнуть болгар в рабство, но чтобы их освободить, и утверждал, что одних только россов он считает врагами и относится к ним по-вражески». В изложении Диакона ложь Цимисхия еще наглее: у него император «заверил, что он явился отомстить за мисян, претерпевших ужасные бедствия от скифов». Не знаю, кому принадлежит эта достойная «Кавказ-центра» наглость: Иоанну или самому Диакону.

А что это была именно ложь, со всею очевидностью показали действия византийцев уже в самой Преславе. Свенгельд с Калокиром еще отбивали натиск «бессмертных» гвардейцев Иоанна Цимисхия, сам Иоанн рассыпался в уверениях в дружбе перед пленным Борисом, а византийские наемники уже «рассыпались по узким улицам, убивали врагов и грабили их добро». Вполне естественно, что никаких русов в узких улочках Преславы не было – там убивали и грабили горожан, болгар, «освобождая» их от имущества, а тех, кто сопротивлялся, – и от самой жизни. Скилица сообщает, что в тех же «узких проходах» византийские «освободители» захватывали в плен женщин и детей. Нигде, ни у византийцев, ни в русских летописях, не говорится, что на войну русы отправились с семьями. Напротив, Диакон, как мы помним, говорит, что Святослав поднял в поход против Второго Рима «все молодое поколение » русов, то есть холостую молодежь. Такую же, что уходила в набеги викингов с вендских и скандинавских берегов, в поволье на ушкуях из Ладоги и Новгорода. Так что женщины и дети в Преславе могли быть только болгарские. И именно их захватывали в плен православные «освободители» Преславы. Более того, как я уже говорил, византийское православное воинство разграбило царскую казну Болгарии. Казну, два года пролежавшую в неприкосновенности рядом с «грабителями» и «варварами» Святослава! Впрочем, что казна… православные захватчики не щадили даже православных болгарских церквей !