Михаил Елисеев - Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей»

Битва на Сити состоялась 4 марта, а Торжок пал 5-го, и скорее всего Батый получил весть о победе через день после взятия города. Понимая, что бояться теперь нечего и главная опасность ликвидирована, хан распустил свои тысячи облавой в северном направлении. « А за прочими людьми гнались безбожные татары Селигерским путем до Игнатьева креста и секли всех людей, как траву,и не дошли до Новгорода всего сто верст » (Тверская летопись). После падения Торжка массы людей с окрестных сел, деревень и погостов снялись с мест и бросились в Новгород, ища спасения от приближающейся монгольской конницы — но, судя по всему, далеко не ушли. Вот этих беженцев и секли монголы « как траву », преследуя все дальше и дальше, пока не дошли до Игнач креста. О том, где находится этот Игнач крест, спорит не одно поколение историков, хотя существует мнение, что это место на реке Полометь, близ современных Яжелбиц — но, на мой взгляд, это частность, а главное заключается в другом. Распуская свое войско в облаву, хан по-прежнему до поры до времени не держал в уме поход конкретно на Новгород, а вот разграбить его волость себе в удовольствии не отказал. Его нукеры грабили и разоряли новгородские села и погосты, выгребали подчистую крестьянские амбары и свозили продовольствие в ханскую ставку, поскольку в пылающем Торжке поживиться удалось немногим. Без сил Бурундая Батый на Новгород не пошел, он на это был просто не способен, да и безумцем хан не был, а в случае чего старый Субудай одернул бы зарвавшегося воспитанника. И тем не менее монголы приближались к городу, идя «Селигерским путем» — вдоль берегов рек Осуги, Таложенки, Цны, Жилинки, Тихвинки и Селижаровки, а затем могли передвигаться и по льду озера. Об этом свидетельствует и В. Н. Татищев, отмечая, что « за ушедшими гнались Селигерскою дорогою ». Почему именно этой дорогой? Да потому, что «Селигерский путь» позволял Батыю избежать хоть и более короткого, зато более трудного зимнего перехода через Валдайскую возвышенность по глухим и лесистым местам, где затруднительно было пополнять запасы продовольствия и фуража. Вероятно, потому и сохранились в тех местах селения с характерными названиями — Большие Татары, Малые Татары, Пустынка.

И здесь, по мнению современников, произошло чудо — монголы повернули назад! Каких только мнений не высказывалось по этому поводу, начиная от пресловутой распутицы и вплоть до того, что в Новгороде сидел союзник Батыя Ярослав, и потому грозный хан не стал громить его земли. В. Филиппов высказал точку зрения, что в это время в город прибыл из Киева Ярослав Всеволодович с дружиной, и новгородцы в едином порыве выступили навстречу захватчикам. На мой взгляд, все было гораздо банальнее — Батый наконец получил достоверную информацию о том, во что обошлась Бурундаю победа на Сити, и понял, что шансов на победу над Новгородом — ноль. Недаром отмечено, что на Сити « татары велику язву понесоша, паде бо и их немалое множество »! И пусть летописи ни словом не говорят о том, как готовились новгородцы отразить нашествие, это, конечно, не означает, что, появись под городом монгольская конница, ей бы не оказали сопротивления. Вот поэтому и распорядился завоеватель повернуть коней! Самое интересное, как объяснили это новгородцы: « Новгород же сохранил Бог и святая и великая соборная и апостольская церковь Софии, и святой преподобный Кирилл, и молитвы святых правоверных архиепископов, и благоверных князей, и преподобных монахов иерейского собора » (Тверская летопись). Эта фраза практически дословно приведена и в Новгородской летописи, и в I Софийской, и везде упоминаются молитвы « благоверных князей ». Т. е. создается впечатление, что в Новгороде находилось несколько князей, которые вместо того, чтобы заниматься ратными делами, ударились в религию, надеясь только на молитвы. Что это за князья, и так понятно, это Ярослав Всеволодович и его сын Александр, больше там быть просто некому. И здесь возникает закономерный вопрос — а почему летописец упоминает об их молитвах, а не о военной деятельности, явно ведь перед лицом смертельной опасности князья не сидели сложа руки! А ответ прост — фраза о молитвах пошла гулять по Руси из Новгородской летописи, а остальные летописцы ее подхватили и вписали в свои труды. Ведь если бы новгородский летописец указал, что собрали новгородцы полки, а князья вывели дружины, то у современников бы возник резонный вопрос — а какого хрена, господа новгородцы, вы не пошли на Сить или хотя бы на помощь осажденному Торжку? И как бы после этого ни пытались летописцы Господина Великого выкрутиться, у них бы это вряд ли получилось. Потому и валили все авторы Новгородской летописи на князя Георгия, обвиняя его и в трусости, и недомыслии, — благо у самих было рыльце в пушку! Оно так легче, когда свои грехи не выставляешь напоказ и приписываешь другому, когда молчишь про то, что свои шкурные интересы предпочел интересам всей Руси. А так и спросу никакого — молились князья, и все тут, не подкопаешься!

А что касается Батыя, то хан стал разворачивать свои тысячи на юг, вновь распуская их облавой, так же поступил по его приказанию и Бурундай. Начиналось отступление.

Ключом к пониманию событий, которые произошли после битвы на Сити и взятия Торжка, является фраза о совете у Батыя, на котором присутствовали царевичи — Чингисиды и некоторые полководцы. « Порешив на совете идти туменами облавой и всякий город, область и крепости, которые им встретятся, брать и разрушать » (Рашид ад Дин). С севера на юг орда хлынула несколькими потоками, и ужас обуял те земли, которые лежали у нее на пути. Один из туменов, под командованием самого Батыя, из района Торжка двинулся на юго-запад, в центре, южнее ханского войска, двигался корпус Бурундая, а прикрывал его фланг тот самый отряд, который совершал рейд по Волге и громил Городец Радилов, Ярославль, Галич Мерский. Но и эти отряды разделились на более мелкие подразделения и опутали земли, по которым шли, сетью «Великой облавы» — например, от тумена Батыя отделился отряд и, забрав еще западнее, едва не уперся в Смоленск. Словно гигантским бреднем прочесывали степняки русскую землю, и не было теперь силы, которая могла бы их остановить. Пылали села и погосты, черный дым закрывал небо, а стаи воронья с карканьем носились над черными пепелищами. Тысячи пленников месили ногами талый снег, монгольские обозы ломились от захваченного добра, но чувство безнаказанности и вседозволенности еще больше распаляло алчность степняков. Монгольские войска катились от Волги на юг, словно гребенкой прочесывали разгромленную и поверженную страну, где в результате обезлюдели целые области. Ярчайшую картину того, что принесло с собой нашествие, рисует «Повесть о Меркурии Смоленском». « Настало такое оскудение земли, что и великие князья стали нищими. Города и села стали пустошами. В них поселились дикие звери. Всем же православным христианам тяжкое ярмо поганское опустилось на шеи. Разрушались храмы, и священники в них принимали смерть. Монастыри разорялись без всякой пощады. Честные иноки и инокини посекались без жалости. Но не только взрослых, но и младенцев отрывали от груди матерей и ударяли о землю, иных же оружием прокалывали. Нечестивцы растлевали юных дев, жен разлучали с мужьями и честнейших невест Христовых инокинь оскверняли блудом. Многие тогда от православных сами себя резали, другие в водах топились и смерть принимали, чтоб не оскверниться от поганых. В те годы тысячи христиан были угнаны в плен. Связанные веревками они стадами, как животные, шли на заклан и в рабство. Но более того, что сказано, страшно и вспоминать ».