Сьюзен Бауэр - История Древнего мира: от истоков цивилизации до падения Рима

Траян, получив известие, что он теперь император, выждал некоторое время, чтобы удостовериться, что может покинуть армию, после чего направился в Рим. Он проехал по границе вдоль Рейна и Дуная, чтобы увидеть, что она в безопасности, и только затем повернул на юг. Прошло уже почти восемнадцать месяцев после смерти Нервы, когда он прибыл в столицу.

Все это время город оставался спокойным, что демонстрировало прекрасное соответствие Траяна должности. Армия уважала его опыт, а население Рима, ценя избавление от Домициана и отсутствие гражданской войны, которая могла разразиться после смерти Нервы, радостно приветствовала нового императора.

Римские историки почти единодушны в похвалах Траяну. Он чинил дороги и порты, строил библиотеки, проводил каналы, строил канализацию и дал «клятву, что не будет проливать кровь». Все это нравилось народу. ‹1353› Его кампании удовлетворяли армию; к 106 году он присоединил к Римской империи Синай и земли севернее дуная. Он вел кампании сам, и возвращался в Рим с триумфом и пышным празднеством. В честь его побед повествование о войнах севернее Дуная было выбито в виде комикса на колонне, которая все еще стоит в Риме — Колонне Траяна.

Репутация Траяна как хорошего императора основывалась на его принципиальной справедливости, отсутствии у него паранойи, на честной администрации столицы и его желании вести войны во имя большей славы Рима. Но она также обеспечивалась пунктуальностью, с которой он соблюдал пустые формальности в общении с Сенатом. «Он обращался с сенаторами с достоинством», — говорит «История Августа», созданная в V веке, [301]и он был пунктуален при исполнении сенатских постановлений.

Взаимоотношения между Сенатом и императором были таковы, что их не замечали десятилетиями. В такой атмосфере были сделаны разумные попытки отнестись справедливо к власти императора над народом, само название которого отрицало такую возможность. Философия стоицизма процветала в Риме веками; она была основанием римской идеи добродетели. Над стоиком не довлели его склонности. Он был способен отрешиться и от удовольствия, и от боли, чтобы объективно решить, каков курс действий наиболее хорош.

Теперь философ по имени Эпиктет повернул приложение принципов стоицизма к императору. Само слово римский, писал он, означает теперь «условие повиновения императору», но нет причины, чтобы это стало несовместимо с истинной свободой. Даже люди, которые законно, конституционно свободны, борются с принуждением, грозящим поработить их:

«Разве вами не командовала та, которую вы любите, заставляя делать то, что вы не хотите? Разве вы никогда не льстили своему драгоценному мальчику-рабу? Разве вы никогда не целовали его ноги? Но если кто-либо заставит вас целовать ноги Цезаря, вы посчитаете это оскорблением, самым крайним проявлением тирании… Разве вы никогда не выходили вечером, когда вам не хотелось, и не тратили больше, чем хотели, испуская слова жалобы и стоны… Так почему вы все еще называете себя свободным?» ‹1354›

Эпиктет сам был рабом из Малой Азии; он знал, что значит жить в подчинении. Его стоицизм делает свободу состоянием души, а не тела. «Тот человек свободен, — пишет он, — кто живет, как хочет… кто получает то, что хочет получить, и избегает то, чего хочет избежать» . Существование императора не нарушало стройности этой системы, римлянам следовало просто переопределить понятие «свободы».

В последние годы правления Траяна империю тревожило явление, с которым не знали, что делать: рост числа христиан. Консул Плиний, который отбыл наместником в Малую Азию, был так обеспокоен из-за этих людей, что написал Траяну, спрашивая, что с ними делать. Христиане говорили о принадлежности к царству без земных правителей — это напоминало об иудеях, которые сначала отказались поклоняться императору, а затем превратились в серьезную военную проблему.

На деле христиане, которые действительно мечтали о царстве, которым будет править Бог, а не Траян, существенно отличались от иудеев. Со времени Авраама поклонение иудеев своему богу было связано с особым местом на земле; бог обещал им землю Израиля — а это означало, что их вера должна была иметь политическое измерение. Отказ иудеев поклоняться римским императорам был основан их на теологии (бог сказал: «Ты не будешь иметь других богов, кроме меня»), но отсюда также следовало, что римляне не имели права управлять Израилем, и в особенности Иерусалимом. Он принадлежал богу.

С другой стороны, христиане никогда не имели собственной страны: царство, о котором они говорили, было царством духа, существующем в другом измерении, параллельно царствам земных народов. Это был город без фундаментов, строителем которого являлся сам бог — как изложили это авторы книг Нового Завета. Само определение христианин подразумевало их ощущение общей идентичности как последователей бога-человека, который был распят в Палестине — а не как жителей определенного места.

Императоры и правители Рима никогда не понимали этого. Письма Плиния были и осторожными, и озадаченными: следует ли преследовать христиан, если они не демонстрируют себя? Следует ли позволить им проводить странные ритуалы своей веры на публике? Как на это отвечать?

Траян предложил политику «не спрашивают — не отвечай»; Плинию следует препятствовать служителям христианства, но ему не следует поднимать шум по их поводу или выискивать христиан для их убийства. Если они ведут себя мирно, их нужно оставить в покое.

Император не был чрезмерно озабочен этой проблемой — отчасти потому, что стремился направить свое внимание вовне, планируя новые кампании. При Траяне Римская империя достигла максимальных размеров. Он отодвинул границы на севере и на юге; его последняя кампания велась против Парфии, которой теперь правил царь Вологаз III. В 113 году Траян лично повел римские войска на восток через Армению, которая пала перед Римом и стала римской провинцией, напрямую в парфянские земли через реку Евфрат. Парфяне вынуждены были отступить; римляне заняли Вавилон и захватили парфянскую столицу Ктесифон.

Это было великой победой — но Месопотамская пустыня давно была известна как место, крайне трудное для удержания. Она куда лучше подходила для партизанской войны, чем для занятия ее большой армией. До 117 года Траян оставался в Месопотамии, сражаясь против постоянного сопротивления парфян, но так никогда и не смог полностью подавить его.

В то же время римские владения беспокоили и другие гражданские беспорядки. В 115 году иудейские общины, разбросанные по империи от самого Египта до северных границ, воспользовались занятостью римлян войной с Парфией, чтобы опять поднять знамя мятежа. Масада все еще была жива в их памяти; иудеи хотели вернуть назад землю, данную им богом. Это восстание разрасталось и становилось все более серьезным, пока Траян не дал разрешения не-евреям в восставшем районе убивать своих еврейских соседей. Эта резня временно сняла проблему.