Энтони Бивор - Вторая мировая война

Василий Гроссман, первым из корреспондентов добравшийся до разбомбленного немцами города, был встревожен, как и все остальные. «Эта война на самой границе с Казахстаном, в низовьях Волги, вызывала ощущение ножа, глубоко всаженного в спину». Когда он увидел разрушенные бомбежкой здания с пустыми глазницами окон и сгоревшие трамваи на улицах, то сравнил руины города с «Помпеями, застигнутыми гибелью среди полного жизни дня».

25 августа 1942 г. в Сталинграде было объявлено осадное положение. 10-я стрелковая дивизия НКВД организовала «истребительные батальоны» из мужчин и женщин, рабочих оборонного завода «Баррикады», металлургического завода «Красный Октябрь» и тракторного завода им. Дзержинского. Кое-как вооруженные, они были брошены в бой против немецкой 16-й танковой дивизии с вполне предсказуемым результатом. Вооруженные пулеметами заградотряды из комсомольцев располагались позади, чтобы предотвратить всякое отступление. К северо-западу от города 1-й гвардейской армии было приказано атаковать во фланг XIV танковый корпус генерала Густава фон Витерсхайма, ожидавший подкреплений и боеприпасов. План советского командования заключался в том, чтобы соединиться с частями оттесняемой в город 62-й армии. Но немецкие танки при поддержке авиации Рихтгофена в течение первой недели сентября отбили все контратаки советских войск.

Люфтваффе не прекращали бомбить полностью разрушенный к тому времени город. Они также бомбили и обстреливали с бреющего полета паромные переправы на реке, колесные пароходы и малые суда, пытавшиеся эвакуировать гражданское население с правого берега Волги на левый. Гитлер, помешавшийся на уничтожении большевистского врага, 2 сентября издал новый приказ. «Фюрер приказывает: при взятии города уничтожить все мужское население, так как Сталинград, с его убежденным коммунистическим населением численностью в один миллион человек, представляет собой особую опасность».

Чувства немецких солдат были различными, как видно из их писем домой. Некоторые выражали ликование по поводу приближающейся победы; авторы других жаловались, что, в отличие от Франции, здесь нечего купить, чтобы отправить домой. Их жены просили меха, особенно астраханские. «Пожалуйста, пришли мне в подарок из России хоть что-нибудь», – просит одна из жен. Налеты Королевских ВВС на Германию не способствовали обнадеживающим новостям из дома. Родственники жаловались на то, что все больше и больше мужчин призывают в армию. «Когда прекратится все это свинство? – читал в письме с родины солдат Мюллер. – Скоро станут отправлять в бой шестнадцатилетних». А его подруга сообщала, что больше не ходит в кино, так как не может смотреть кинохронику с фронтовыми новостями.

Вечером 7 сентября, несмотря на кажущийся успех наступления на Сталинград, Гитлера охватил приступ бешеной ярости. Генерал Альфред Йодль только что вернулся в штаб фюрера в Виннице из поездки к генерал-фельдмаршалу Листу, командующему Группой армий A на Кавказе. Когда Гитлер пожаловался на неспособность Листа выполнить то, что ему было приказано, Йодль ответил, что Лист сделал именно то, что ему сказали. Гитлер закричал: «Это ложь!» – и выбежал из комнаты. После этого он приказал, чтобы на ежедневных совещаниях по текущему положению стенографисты записывали каждое слово.

Генерала Варлимонта из OKW, вернувшегося после короткого отсутствия, поразило резкое изменение в атмосфере штаба. Гитлер встретил его «долгим, пылающим ненавистью взглядом». Варлимонт позже признавался, что подумал в тот момент: «Этот человек потерял лицо, он осознал, что его карта бита». Другие сподвижники Гитлера также отметили его полную отрешенность. Он больше не разделял трапезу со своей свитой, не пожимал руки. Он, казалось, никому не доверял. Через две недели с небольшим Гитлер сместил генерала Гальдера с должности начальника Генерального штаба сухопутных войск.

Площадь территорий, оккупированных Третьим рейхом, достигла максимума. Немецкие войска были разбросаны на просторах от Волги до Атлантического побережья Франции, и от мыса Нордкап до Сахары. Но теперь Гитлер был одержим идеей захвата Сталинграда, главным образом потому, что город носил имя Сталина. Берия отзывался о сражении как о «противостоянии двух баранов», поскольку оно стало вопросом престижа для обоих лидеров. Гитлер прежде всего ухватился за идею символической победы под Сталинградом взамен надвигающейся неудачи в овладении нефтяными месторождениями Кавказа. Вермахт действительно достиг «кульминационной точки»: его наступление выдохлось, немецкие войска уже были не в состоянии отражать новые атаки противника.

Тем не менее, в глазах встревоженного мира не было такой силы, которая была бы способна остановить немецкое продвижение на Ближний Восток как с Кавказа, так и из Северной Африки. Американское посольство в Москве в любой момент ожидало падения СССР. В том году, когда союзников постиг целый ряд катастроф, мало кто был в состоянии осознать, сколь опасно далеко друг от друга были разбросаны силы вермахта. И мало кто понимал, насколько полна решимости нанести ответный удар казалось бы разбитая Красная Армия.

Как только 62-я армия отошла на окраину города, генерал-полковник Еременко, командующий Сталинградским фронтом, и член Военного совета Хрущев вызвали на свой новый КП, расположенный на восточном берегу Волги, генерал-майора Василия Чуйкова. Он должен был принять командование 62-й армией в Сталинграде.

«Товарищ Чуйков, – обратился к нему Хрущев, – как вы понимаете вашу задачу?» – «Клянусь: или умру в Сталинграде, или отстою его», – ответил Чуйков. Еременко и Хрущев подтвердили, что он правильно все понял.

Чуйков, с волевым русским лицом и копной волнистых волос, оказался суровым командиром, готовым ударить или застрелить любого офицера, не выполнившего свой воинский долг. В обстановке ширившейся паники и неразберихи он, пожалуй, оказался лучшим, кому можно было поручить выполнение предстоящей задачи. Стратегический гений в Сталинграде был ни к чему – необходима была, скорее, крестьянская смекалка и беспощадная решимость. Немецкая 29-я моторизованная дивизия, достигнув Волги на южной окраине города, отрезала 62-ю армию от соседней 64-й армии под командованием генерал-майора Михаила Шумилова. Чуйков знал, что должен держаться, изматывая немцев, невзирая ни на какие жертвы. «Время – это кровь», – с жестокой ясностью выразился он позднее.

Чтобы исключить участившиеся попытки войск бежать через Волгу, Чуйков приказал полковнику Сараяну, командиру 10-й стрелковой дивизии НКВД, разместить заслоны во всех местах возможной переправы и расстреливать дезертиров на месте. Он знал, что боевой дух его войск сильно упал. Даже один из политруков неосторожно записал в своем дневнике: «Никто не верит, что мы удержим Сталинград. Не думаю, что мы когда-нибудь сможем разбить немцев». Полковник Сараян был возмущен, когда Чуйков приказал остальным его подразделениям занять оборону рядом с регулярными частями Красной Армии и выполнять все его приказы. Части НКВД никогда не подчинялись армейским офицерам независимо от их званий, но Чуйков знал, что в этот момент он может противостоять любым угрозам со стороны НКВД. Сейчас ему нечего было терять. В его армии осталось всего 20 тыс. бойцов, у него было менее шестидесяти танков, многие из которых были повреждены. Эти танки отбуксировали на огневые позиции и там врыли в землю, превратив в неподвижные огневые точки.