Энтони Бивор - Вторая мировая война

Захват Гитлером оставшейся территории Чехословакии в марте 1939 г., это вопиющее нарушение Мюнхенского договора, реально продемонстрировал, что все его заявления о попытке Германии всего лишь вернуть этнических немцев в лоно рейха были не более чем предлогом для расширения своей территории. Возмущение в Британии заставило Чемберлена предложить Польше гарантии безопасности в качестве предупреждения Гитлеру против дальнейшей экспансии.

Гитлер позже жаловался, что ему помешали начать войну в 1938 г., потому что «Англия и Франция приняли все мои требования в Мюнхене». Весной 1939 г. он так объяснял свой воинственный зуд в беседе с министром иностранных дел Румынии: «Мне сейчас пятьдесят лет. Я, пожалуй, начал бы войну сейчас, а не тогда, когда мне будет уже пятьдесят пять или шестьдесят».

Таким образом, Гитлер раскрыл свои планы и намерения достичь господства в Европе еще при жизни, которая, как он полагал, будет короткой. С его маниакальным тщеславием он не мог больше никому доверить претворение своей миссии в жизнь. Он считал себя буквально незаменимым и говорил своим генералам, что судьба рейха зависит только от него. Нацистская партия и вся хаотичная форма правления, созданная фюрером, никогда не предполагали наличия стабильности и преемственности. Риторика Гитлера о «Тысячелетнем Рейхе» обнажала серьезные психологические противоречия. Эта риторика исходила от человека, который был закоренелым холостяком и который, отыскав себе, в конце концов, совершенно ненормальную невесту (что должно было привести к генетическому тупику), испытывал еще и нездоровую тягу к самоубийству.

30 января 1939 г., в шестую годовщину своего прихода к власти, Гитлер произнес важную речь перед депутатами Рейхстага. В эту речь он включил свое роковое «пророчество» – то, к которому он и его последователи в деле «окончательного решения еврейского вопроса» будут все время маниакально возвращаться. Он заявил, что евреи смеялись над его предсказаниями, что он возглавит Германию и «сможет решить еврейскую проблему». Затем он с пафосом сказал: «И сегодня я опять буду пророком: если международные еврейские финансисты в Европе и за ее пределами сумеют еще раз втянуть народы в мировую войну, то результатом войны будет не большевизация мира и, следовательно, триумф еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе».

Невероятная путаница в причинно-следственной связи лежит в основе маниакальной паутины, сотканной Гитлером из лжи и самообмана.

Хотя Гитлер подготовился к войне и хотел войны с Чехословакией, он никак не мог понять, почему Англия теперь так резко изменила свое отношение к Германии с «умиротворения» на сопротивление. Он все еще намеревался позже напасть на Францию и Британию, но это должно было произойти, когда он примет такое решение. План нацистов, принимающих во внимание горькие уроки Первой мировой войны, состоял в том, чтобы избежать войны на два фронта.

Удивление Гитлера реакцией англичан обнажило полное непонимание этим недоучкой уроков мировой истории. Новая политика правительства Чемберлена легко объяснялась тем фактом, что Англия с восемнадцатого века участвовала почти в каждом европейском кризисе. Это изменение не имело ничего общего с идеологией или идеализмом. Англия не собиралась выступать против фашизма или антисемитизма, хотя моральный аспект позднее и использовался в национальной пропаганде. Британия действовала сообразно своей традиционной стратегии. Оккупация Германией Чехословакии четко показала решимость Гитлера доминировать в Европе. А это было угрозой статус-кво, чего уже не могла стерпеть даже ослабленная и не желающая войны Британия.

Гитлер также недооценил степень возмущения Чемберлена тем, что его так подло обманули в Мюнхене. Дафф Купер, который ушел в отставку с поста Первого лорда адмиралтейства из-за предательства Британией чехов, писал, что Чемберлен «никогда не встречал в Бирмингеме кого-либо, кто хоть отдаленно напоминал бы Адольфа Гитлера… Никто в Бирмингеме никогда не нарушал обещания, данного мэру».

Намерения Гитлера теперь стали совершенно очевидны. А пакт со Сталиным в августе 1939 г., вызвавший в Англии шок, подтвердил, что следующей жертвой станет Польша. «Государственные границы, – писал Гитлер в Mein Kampf ,– установлены людьми и меняются людьми». Хотя ничто в истории не является предначертанным, нельзя не заметить, глядя в прошлое, что порожденный Версальским договором замкнутый круг взаимной ненависти победителей и побежденных сделал начало еще одной мировой войны неизбежным.

Следствием Первой мировой войны, несомненно, стали нестабильные границы и напряженность в большей части Европы. Но именно Адольф Гитлер был главным архитектором нового ужасающего мирового конфликта, унесшего жизни миллионов людей и поглотившего в конце концов и его самого. Однако интригующим парадоксом является факт, что первое столкновение Второй мировой войны, в котором Ян Кен Чжон впервые был взят в плен, произошло на Дальнем Востоке.

1 июня 1939 г. командир-кавалерист Георгий Жуков, невысокого роста, но крепко сбитый, получил приказ срочно явиться в Москву. Начатая Сталиным в 1937 г. чистка Красной Армии все еще продолжалась, поэтому Жуков, которого однажды уже обвиняли в неправильном воспитании кадров, предположил, что в этот раз его объявят «врагом народа», а потом он попадет в «мясорубку» Лаврентия Берии, как называли систему ведения допросов в НКВД.

В безумии «Большого террора» высшие и старшие офицеры были в числе первых, кого расстреливали как троцкистско-фашистских шпионов. Около 30 тысяч из них были арестованы. Многих самых высокопоставленных военачальников расстреляли, а большинство арестованных под пытками вынудили подписать нелепые признания. Жуков, который был близок к целому ряду людей, ставших жертвами террора, уже два года, с самого начала репрессий, держал наготове вещмешок со всем необходимым в тюрьме. Ожидая этого момента так долго, он написал жене прощальное письмо. «У меня есть просьба к тебе, – начиналось это письмо, – не раскисай, держись твердо и постарайся с достоинством перенести наше печальное расставание».

Но когда Жуков приехал в Москву, его не арестовали и не отвезли на Лубянку. Ему было приказано явиться в Кремль на встречу со старым приятелем Сталина по Первой Конной еще со времен Гражданской войны маршалом Климентом Ефремовичем Ворошиловым, который на тот момент занимал пост Народного комиссара обороны. Во время репрессий этот «посредственный, безликий, недалекий» солдат укрепил свое положение, рьяно уничтожая талантливых военачальников. Никита Хрущев, с присущей ему «прямотой», позднее назвал его «самым большим мешком дерьма во всей армии».