Борис Соколов - Берия. Судьба всесильного наркома

Характерно, что Сталин, безжалостно расправляясь с польскими офицерами и интеллигенцией, делал это в глубокой тайне, а публично стремился продемонстрировать иностранным наблюдателям уважение к польской культуре и заботу о польском национальном меньшинстве в СССР. Поэтому в Львовский обком КП(б)Украины, его главе Грищуку, а также Хрущеву и Бурмистренко 3 июля 1940 года ушла грозная сталинская шифрограмма: "До ЦК ВКП(б) дошли сведения, что органы власти во Львове допускают перегибы в отношении польского населения, не оказывают помощи польским беженцам, стесняют польский язык, не принимают поляков на работу, ввиду чего поляки вынуждены выдавать себя за украинцев и тому подобное. Особенно неправильно ведут себя органы милиции. ЦК ВКП(б) предлагает вам за вашей личной ответственностью незамедлительно ликвидировать эти и подобные им перегибы и принять меры к установлению братских отношений между украинскими и польскими трудящимися. Советую вам созвать небольшое совещание из лучших польских людей, узнать у них о жалобах на перегибы, записать эти жалобы и потом учесть их при выработке мер улучшения отношений с поляками".

По всей вероятности, в первый момент у Хрущева при чтении этих строк волосы дыбом встали. Как же, только что "лучших польских людей стреляли" под Харьковом, в Катыни и Медном, а тут вдруг изволь налаживай с ними отношения, созывай какое-то там совещание. Правда, совещание это, как сразу, наверное, понял опытный Никита Сергеевич, "для мебели" — чтобы в газетах можно было напечатать.

Бросается в глаза, что, упирая в шифровке на "неправильное" поведение милиции, Сталин адресовал ее не Берии, которому милиционеры непосредственно подчинялись, а только партийным руководителям. Не исключено, что сам Лаврентий Павлович и поставил Иосифа Виссарионовича в известность о "перегибах" в отношении поляков в западных областях Украины. Кроме того, Сталин понимал, что на местах органы НКВД следуют в первую очередь директивам местных партийных вождей, если они, разумеется, не противоречат указаниям Москвы и центрального аппарата НКВД. А поляки и в 20-е, и в 30-е годы числились если уж не поголовно врагами, нацией, безусловно, подозрительной, среди которой полным-полно шпионов, диверсантов и потенциальных перебежчиков. Так что во Львове органы внутренних дел взялись за преследование поляков с большим энтузиазмом, и потребовался окрик Сталина, чтобы умерить их рвение.

Если же в данном случае сталинский гнев обрушился на Хрущева по наводке Берии, или если Хрущев пришел именно к такому выводу, то это был лишний повод для Никиты Сергеевича затаить обиду на главу НКВД.

Еще в середине октября 1940 года Сталин поручил Берии подыскать среди уцелевших польских военнопленных тех, кто выразил бы готовность воевать с Гитлером в союзе с СССР даже без санкции польского правительства в Лондоне. Тогда же он поручил Лаврентию Павловичу предпринять меры по созданию в СССР формирований из чехов и словаков во главе с полковником Людвигом Свободой. Уже 2 ноября 1940 года Берия докладывал, что удалось отобрать группу "правильно политически мыслящих" офицеров, которые видели будущую Польшу тесно связанной "в той или иной форме с Советским Союзом". "Благонадежным" полякам предлагалось "предоставить возможность переговорить в конспиративной форме со своими единомышленниками в лагерях для военнопленных поляков и отобрать кадровый состав будущей дивизии". Такую дивизию Берия рекомендовал начать формировать "в одном из совхозов на юго-востоке СССР", в Казахстане.

4 июня у1941 года Политбюро приняло решение о формировании к 1 июля 238-й стрелковой дивизии Красной Армии, "укомплектованной личным составом польской национальности и лицами, знающими польский язык, состоящими на службе в частях Красной Армии". Сформировать дивизию помешала начавшаяся не вовремя война.

Польская дивизия могла понадобиться Сталину лишь для одной цели — войны против Германии. Создавать подобную дивизию загодя не было никакого смысла. Хлопот с ней было больше, чем с обычной дивизией Красной Армии — нужны были особые уставы на польском языке и польская военная форма. По боеспособности же она была бы хуже большинства советских дивизий. Ведь перед "зимней войной" точно так же был сформирован финский корпус Красной Армии, но толку от него было чуть. "Красные финны" сражались из рук вон плохо, часто обращались в бегство, и от их использования на передовой пришлось отказаться. Не было оснований думать, что "красные поляки", у которых польскими зачастую были только фамилии, будут сражаться лучше. Польская дивизия нужна была Сталину не для боев, а для парада в освобожденной от немцев Варшаве. Она стала бы опорой просоветского правительства Польши. Эту роль в 45-м году действительно сыграли сформированные в СССР две армии Войска Польского, но в 41-м году после первых неудач Красной Армии вопрос о формировании польской дивизии сразу же отпал.

Были предприняты и дальнейшие шаги для организации диверсионных групп из числа солдат и офицеров чехословацкого легиона Людвига Свободы. В конце апреля 1941 года в Москву прибыла миссия чехословацкого эмигрантского правительства во главе с полковником Г. Пикой. Как сообщает в мемуарах Свобода, удалось достичь договоренности о подготовке десанта парашютистов, проведении акций саботажа и сборе разведывательной информации, причем "те, кто должен был обеспечивать "движение" по нелегальным путям с родины, прибыли в назначенное место… за пять-шесть дней до начала гитлеровской агрессии против СССР". Точно так же немцы за несколько дней до начала вторжения засылали в СССР диверсантов и разведчиков из числа местных уроженцев.

Первоначально советское вторжение в Германию планировалось на июнь 1941 года. Любопытно, что Сталин при этом был твердо уверен, что Германия в 41-м не собирается нападать на СССР, а Гитлер, в свою очередь, не ожидал начала советского наступления раньше 43-го года. В германских штабах не знали, что на мартовском плане стратегического развертывания Красной Армии на Западе заместитель начальника Генштаба Н.Ф. Ватутин оставил резолюцию: "Наступление начать 12.6". В середине мая был окончательно разработан план превентивного удара. Наступление предполагалось вести на юго-западном направлении в направлении Катовице — Катовице, где 152 советские дивизии по замыслу Тимошенко и Жукова должны были разбить 100 немецких и нанести противнику решительное поражение уже на 30-й день операции. Затем советские войска должны были повернуть на север и, выйдя к Балтике, окружить все германские силы в Польше и Восточной Пруссии. Тогда бы путь в Западную Европу был открыт.

Красная Армия на Западе имела в 3,5 раза больше танков и в 5,5 раз больше боевых самолетов. Правда, качество подготовки личного состава сводило на нет в реальной действительности это превосходство, но ни советские генералы, ни Сталин тогда не осознавали данное печальное обстоятельство. Было и другое неприятное для советского руководства обстоятельство. Главная группировка вермахта была не на юго-западе, как предполагал Генштаб Красной Армии, а в центре, и удар 152 советских дивизий пришелся бы не по 100, а всего лишь по 30 германским дивизиям. При этом ударная советская группировка подверглась бы мощному контрудару во фланг, который нанесли бы силы наиболее сильной германской группы армий "Центр". Низкая подготовка советских летчиков и танкистов, острая нехватка средств связи, слабое взаимодействие разных родов войск гарантировали, что и в случае, если бы Красная Армия упредила вермахт и нанесла удар первой, фона все равно потерпела бы тяжелое поражение.