Борис Соколов - Берия. Судьба всесильного наркома

Главное же, после этой встречи со Сталиным и Берии, и Курчатову стало ясно, что средства на атомный проект впредь ничем ограничиваться не будут. И они имеют право привлечь к своей работе любых ученых, любые предприятия и учреждения страны.

Очевидно, после этого совещания Сталин решил еще раз попытаться привлечь Капицу к работе над бомбой. А тут еще в феврале 1946 года неугомонный академик направил вождю еще одно письмо, где предлагал создать новый институт физико-технических исследований, базирующихся на следующих основных принципах: "1) тщательном отборе наиболее одаренных и склонных к творческой заботе представителей молодежи; 2) непосредственном участии в обучении ведущих научных работников и тесном контакте с ними в их творческой обстановке; 3) индивидуальном подходе к отдельным студентам с целью развития их творческих задатков при отсутствии имеющейся сейчас в вузах перегрузки второстепенными предметами по общей программе и механического заучивания…; 4) в ведении воспитания с первых же шагов в атмосфере технических исследований и конструктивного творчества с использованием для этого лучших лабораторий страны". В этом письме Капица прямо не касался атомного проекта, как бы намекая, что и без бомбы еще может очень даже пригодиться. Хотя и понимал, что тем, кто будет воспитываться в атмосфере "конструктивного творчества", придется работать и над бомбой. И дождался, наконец, ответа. 4 апреля 1946 года Сталин написал Петру Леонидовичу: "Тов. Капица! Все Ваши письма получил. В письмах много поучительного — думаю как-нибудь встретиться с Вами и побеседовать о них…" Однако встреча так и не состоялась. Очевидно, Сталин и Берия поняли, что Капица бомбу делать не будет. И последовала опала. Уже 14 мая Сталин, вероятно, с подачи Берии, подписал постановление, согласно которому в правительственную комиссию по проверке руководимого Капицей Главкислорода его научными оппонентами. На основе вполне предсказуемых результатов деятельности комиссии Сталин 17 августа 1946 года подписал постановление об освобождении Капицы от обязанностей начальника Главкислорода и директора Института физических проблем. Это была месть за нежелание создавать ядерное оружие.

В отличие от Капицы, другие академики и профессора, исправно получавшие добытую атомными шпионами бесценную информацию, трудились и за страх, и за совесть. Проект подкупал своей масштабностью. Как же, создать то, что в один прекрасный день вспыхнет ярче тысячи солнц. И у них было как бы моральное оправдание. Берия и его коллеги из высшего руководства проекта убеждали ученых, что они создают щит, который гарантирует, что на страну не обрушится американский атомный меч. Был и страх, что в случае неудачи, если не расстреляют, то уж наверняка посадят. И была реальная опасность, о которой сначала не подозревали: радиация. Многие ученые, участвовавшие в создании советской атомной бомбы, умерли сравнительно молодыми, в том числе и от последствий лучевой болезни. Сам Курчатов дожил лишь до 57 лет.

Но гораздо больше жертв было среди рядовых, безвестных участников проекта. Строили ядерные объекты заключенные и солдаты, чье положение мало отличалось от положения заключенных. Бойцы строительных частей рекрутировались в основном из бывших пленных и жителей оккупированных территорий. При Сталине они считались людьми второго сорта, чья жизнь не стоила практически ничего. В годы войны призывников с оккупированных территорий невооруженными бросали в истребительные лобовые атаки на немецкие позиции. После войны уцелевшим предстояло участвовать в лобовой атаке на другом фронте — советского атомного проекта. О строительстве радиохимического комбината под Кыштымом (Челябинск-40) на Урале (нынешнее НПО "Маяк") вспоминал один из оставшихся в живых солдат, В. Вышемирский: "Жили на стройке и под открытым небом, и в палатках, и в землянках, хотя зимой морозы достигали сорока градусов… Кострами жгли мерзлую землю, кирками долбали скальный грунт. Кормили мороженой картошкой и капустой… Чтобы получить дополнительный паек — лишний черпак баланды и сто граммов хлеба — нужно перевыполнить норму, которую и осилить-то было невмоготу. Условия мало чем отличались от лагерных, случались среди солдат и самоубийства". Другой уцелевший, А. Осипов, свидетельствует: "Люди умирали десятками, сотнями — рот недоедания и тяжелого, изнурительного труда".

А вот как описывает условия на Кыштымской стройке бывший солдат стройбата А. Харитонов: "Жили мы там в землянках, куда входила целая рота (в одну землянку. — /Б. С./). Работали по 11 часов — с 8 утра до 7 вечера.

Однажды приехало множество генералов — все такие красивые и пузатые. Я подумал: что же они едят, если такие пузатые? (Интересно, не было ли среди тех генералов Лаврентия Павловича, у которого тоже имелось изрядное брюшко?/ — Б. С./)

Мы вечно ходили голодные, питания не хватало, вторая норма (по которой снабжались солдаты. — /Б. С./) не рассчитана на этот каторжный труд, иногда после работы просто падали.

С 1949 года задымила труба нашего объекта, вокруг лес стал мертвым. На следующий год нас демобилизовали, но не выпустили, только через год я вырвался из этого ада. Мало наших осталось в живых, может, о них хоть вспомнит правительство?" Но правительство ни тогда, ни теперь не вспоминает дни о живых, ни о мертвых. Так уж повелось в России, что все новое, начиная с имперской столицы Санкт-Петербурга, строилось на костях.

Н. Лапыгин, офицер, трудившийся на строительстве Челябинска-40, удивляется, сколь низка была механизация работ: "Поражала насыщенность примитивной рабочей силой на стройке — если по нормам мастеру положено руководить полусотней рабочих, то здесь было двести ми больше. Людей нагнали массу, чтобы взять числом, а не уменьем. Ведь техническое оснащение было убогим — ни подъемной техники, ни землеройных машин, все делалось вручную с небольшим применением малой механизации.

Вручную загружали ковши тяжелым скальным грунтом, оставшимся после большого взрыва для образования котлована под реактор. Вручную делали опалубку и заполняли ее тысячами кубометров бетона. Толщина стен была огромная — для защиты от радиации…

Деньги тратились на что угодно, только не на то, чтобы облегчить и механизировать солдатский труд.

Впрочем, однажды на объекте "А" техники появилось жуткое количество — откуда только нагнали ее? К моему изумлению, бульдозерами, грейдерами стали засыпать траншеи, в которые еще не окончили укладывать коммуникации — оказывается, приехал Берия, и для него уж холуи постарались…

В другой раз мне велели за ночь построить шатер из сборных элементов и обить его шелком. Не пожалели роты солдат и крановщицу Таню. К пяти утра шатер стоял, а в шесть прибыл туда Курчатов и поинтересовался у меня: