Борис Соколов - Берия. Судьба всесильного наркома

Вот как Маленков и Берия обманывали т. Сталина и убирали с дороги честных людей. Вся система Берия и Маленкова была построена на принципе — не наш человек к т. Сталину не должен быть вхож. Создавалась некая изоляция, дабы любая информация к т. Сталину могла поступать только через них или контролироваться ими же.

Из- за молчания и нежелания портить взаимоотношения с Маленковым и Берия (многие члены Президиума ЦК того времени, конечно, могли разоблачить эту пару), чаще всего этот обман сходил с рук. Кто же пытался возражать Берия и Маленкову, убирался, дискредитировался или арестовывался.

Вот другой факт взаимной выручки, в 1945 г. когда на фактах ВВС было доказано, что Маленков лжец, доверие к нему было поколеблено и он был освобожден от должности секретаря ЦК. Но из-за заступничества Берия — окончательное разоблачение Маленкова не удалось. Я ни в коей мере не сторонник умалять вину Шахурина и Новикова, этих холуев Маленкова, но их арест выручил Маленкова. Этим арестом Маленков как бы отошел на задний план и вывернулся, свалив все на этих людей, отведя вину от себя. В 1953 году, реабилитируя Шахурина и Новикова, Маленков полностью предал это дело забвению — извратив суть дела и выставив всю эту группу (и самого себя) как невинно пострадавших. Это гнусная ложь! Маленков был наказан верно, но недостаточно.

Странно, что Серов, знавший это дело, на следствии взвалил на меня вину в желании дискредитировать честного Маленкова…?! Хороша честность! Эта хитрая комбинация (в 1945 г.) снятия основной вины с Маленкова — арестом с шумом и треском была тонко разыграна Берия и Меркуловым. Таким образом Берия и компания выручили Маленкова. Все же Маленков вынужден был притихнуть. К тому же бороться с Ждановым ни Маленков, ни Берия не решались. Ибо Жданов пользовался абсолютным доверием и был безгранично уважаем. После смерти Жданова дело изменилось. Маленков опять начал набирать силу и, как я выше указывал, на костях ленинградцев опять стал секретарем ЦК. После партийной конференции Москвы, когда Попов (первый секретарь Московского обкома и горкома партии в 1945–1949 годах. — /Б. С./) вел себя возмутительно (будучи делегатом конференции и членом МГК, я рассказывал т. Сталину о многих фокусах Попова), т. Сталин сделал серьезное замечание Маленкову: "Как же так, в одном городе — рядом и не видите?!" Маленков обрушился на меня, но меня поддержал Поскребышев, и Маленков умолк.

Тогда же т. Сталин сказал: "Надо обязательно усилить ЦК твердым и честным человеком". Через непродолжительное время мы (москвичи) увидели секретарем. МК Н.С. Хрущева, а ЦК получил твердого и честного секретаря ЦК. Из всего этого видно, что т. Сталин уже перестал безгранично верить Маленкову, но до полного разоблачения этого человека не дожил Маленков и Берия — одно целое. Поэтому, говоря о Маленкове, нельзя не упомянуть и о Берия (почти как у Маяковского: кто более матери-истории ценен? Мы говорим "Маленков", подразумеваем — "Берия", говорим "Берия", подразумеваем — "Маленков". - /Б. С./). Примерно в этот же период времени (подробности знает т. Игнатьев, бывший в то время министром госбезопасности) мною было передано письмо т. Сталину о неполадках (а вернее безобразиях) в Грузии. В этом письме был прозрачный намек на роль Берия в этих неполадках (Василий действительно передал отцу в начале 1952 года письмо, поступившее из Грузии и сообщавшее о многочисленных фактах коррупции и хищений. Такое же письмо передала Иосифу Виссарионовичу и дочь Светлана. Эти письма дали новый импульс "Мингрельскому делу", косвенно направленное против Берии. 27 марта 1952 года ЦК принял постановление, где отмечал, что выполнение постановления от 9 ноября 1952 года. "О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе Барамия" идет неудовлетворительно. В результате первый секретарь компартии Грузии К.Н. Чарквиани лишился своего поста. — /Б. С./). В этом письме был прозрачный намек на роль Берия в этих неполадках. Дело дошло до того, что т. Сталин решил сам поехать в Грузию и присмотреться — и поехал (причем Берия хотел ехать вместе с т. Сталиным, но ему было в этом категорически отказано), но на этот раз Маленков выручил Берия. Он прилетел в Боржоми и свел все не к тщательному разбору, а к снятию Чарквиани, чем и замял дело, которое повело бы к разоблачению Берия. Все это факты, и их легко проверить. Вмешательства в Грузинские дела Берия мне простить не мог, а Маленков за дела ВВС и МГБ, Попова полностью был солидарен с Берия — отсюда и их месть мне. Ибо т. Сталин начал проверять как Берия, так и Маленкова. Смерть т. Сталина на время спасла Маленкова и Берия орт разоблачения, но разоблачение должно было наступить, и оно наступило. Таковы далеко не полные некоторые наблюдения за поведением Маленкова как коммуниста и государственного деятеля. Ложь, обман, карьеризм и опять ложь его конь.

Еще раз подчеркну, что Маленков был единым целым с Берия. Берусь это доказать, где угодно. Еще несколько слов о Берия. Т. Сталину я называл его (причем при самом Берия): подлецом, лжецом, лицемером и т. д. — т. е. доказывал, что он морально нечестный человек-карьерист. Для выражения политического недоверия у меня не было фактов — я этого не заявлял и не предполагал. Но в связи с разоблачением Берия как врага народа, мне кажется, надо в новом свете взглянуть на людей, бывших его друзьями, и на людей, которым он доверял…"

Василий творил легенду об отце — добром гении, который совершал ошибки и даже преступления исключительно под влиянием втершихся к нему в доверие злодеев — Маленкова и Берии. Вот и своего деверя Реденса Иосиф Виссарионович сгубил будто бы только по наветам Берии. Однако в такое трудно поверить. Да и вряд ли столь деликатный вопрос, как предстоящий арест высокопоставленного чекиста, Сталин и Берия обсуждали в присутствии 17-летнего Василия, только что поступившего в Качинское училище. Не тот был человек Иосиф Виссарионович, чтобы по науськиванию Маленкова ли, Берии ли арестовать свояка. В действительности падение Реденса началось еще в августе 38-го, и не столько из-за вражды с Берией (которую отмечает в мемуарах и Хрущев), сколько из-за близости к Ежову. Ведь еще на февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года Николай Иванович особо похвалил Реденса за помощь в борьбе с "безобразиями" в работе НКВД. Уже в январе 38-го, когда Сталин стал постепенно готовить прекращение "большого террора", Станислава Федоровича сместили с поста начальника Московского НКВД и направили в Алма-Ату наркомом внутренних дел Казахстана. Накануне 19 ноября, когда на Политбюро обсудили направленное против Ежова заявление начальника НКВД Ивановской области В.П. Журавлева (в результате Николай Иванович вынужден был подать в отставку), Реденса вызвали в Москву и 20 ноября 1938 года арестовали. Но, возможно, письмо Василия все-таки сыграло некоторую роль в решении Хрущева реабилитировать Реденса как жертву "бериевщины". Соответствующее решение Военной Коллегии Верховного Суда СССР состоялось 16 ноября 1961 года.