Анатолий Абрашкин - Русский Дьявол

«И плакашися людие вси плачем великим», прощаясь с Олегом. Так записал летописец, а сказка, как фольклорный жанр, передающийся от одного поколения к другому, сохранила до нашего времени этот скорбный мотив. «Да, Вещего помнит Россия».

Сказка «Иван Быкович» — тоже история о трех братьях. Правда, в отличие от предыдущей сказки, между богатырями уже нет и тени неприязни. Проиграв в соревновании на силу, Иван-царевич и Иван кухаркин сын говорят победителю: «Ну, Иван Быкович! Будь ты большой брат!» Союз братьев (русских богатырей) стал крепче, чем при Буре-богатыре. Это послеолеговы времена.

Ивана Быковича, судя по его отчеству, логично считать потомком Ивана коровьего сына, Бури-богатыря, точнее, воином следующего поколения. Если же продолжать параллель мира мифологии, образов сказки и мира русской истории, то богатырю Ивану Быковичу будет соответствовать князь Игорь. Собственно, в сказке находит образное выражение мысль о том, что Иван Быкович, как защитник земли русской, преемник Бури-богатыря и в реальности мог бы быть отождествлен с князем Игорем. Подобно своим историческим прототипам, они сменяют друг друга в стольном Киеве и на богатырской заставе.

Иван Быкович бьется со Змеями не у моря, а на реке Смородине (смород — смрад), берег которой усеян человеческими костями, «по колено будет навалено». Чудо-юды владеют к этому времени огромными пространствами, даже агрессивная Баба-яга поминает их без симпатии: «… ведь они, злодеи, всех приполонили, всех разорили, ближние царства шаром покатили». Точно то же в первой половине X века мог сказать о хазарах любой их сосед. Где-то после 913 г. хазары с новой, еще более страшной силой наваливаются на Русь, так что данниками каганата становятся уже и вятичи. Именно к этому времени относится письмо царя Иосифа своему испанскому соплеменнику о множестве подвластных ему народов (в их числе и народа в-н-н-тит). В те времена хазары действительно овладевают системой укрепленных городищ на Дону.

Река Смородина — внутренняя приграничная река русского государства. Ряд исследователей фольклора настаивают на исключительно мифологическом названии реки, являющейся границей между «этим» и «иным» мирами. Но в то же время река Смородина упоминается в былине «Илья Муромец и Соловей-разбойник», и протекает она где-то поблизости от Чернигова. Всеволод Миллер отождествил ее с рекой Смородинной, что в 25 верстах от Карачева — города черниговских князей, предполагаемой родины Ильи Муромца (в былине село Карачарово). Другая былина — «Наезд литовцев» также помещает Смородину в области, близкие селам Карачеву и Переславскому (город Переяславль). Трудно поверить в то, что сказители X–XI вв. мыслили сказочную и былинную реку Смородину в разных концах Руси. А если так, то место битвы Ивана Быковича со Змеями локализуется внутри треугольника из трех городов — Киева, Чернигова и Переяславля, вблизи границы между землями полян и северян. Через эту область двигались хазары на Русь.

Иван Быкович, продолжая дело Бури-богатыря, побил Змеев, а вот сладить с их матерью не смог. Поражение богатыря (войск киевского князя невдалеке от Киева) естественно отнести ко времени второй волны хазарского ига (20-е (?) — 60-е годы X века), к тому историческому времени, когда русичи вновь попытались освободиться. Кембриджский аноним, еврейский автор XII века, рассказал о войне киевского князя в союзе с Византией против Хазарии, начавшейся в 939 году. «Войну развязал хазарский царь Иосиф, который «низверг множество необрезанных», т. е. убил много христиан…

В 939 г. (или в начале 940 г.) Хельгу (князь Игорь. — А. А.) внезапным ночным нападением взял город С-м-к-рай (Самкерц, на берегу Керченского пролива)…

Хазарский царь ответил на удар ударом. Полководец «досточтимый Песах» освободил Самкерц, отбросил русов от берегов Азовского моря, вторгся в Крым, взял там три греческих города, где «избил много мужчин и женщин», но был остановлен стенами Херсонеса, куда спаслось уцелевшее христианское население Крыма.

Затем Песах пошел на Хельгу, то есть подступил к Киеву, опустошил страну и принудил Хельгу, против его воли, воевать с бывшими союзниками-византийцами за торжество купеческой иудейской общины Итиля.

Все эти события в русской летописи опущены, за исключением последовавшего за ними похода на Византию» (Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь). Но отзвуки этих событий, волшебно преобразившись, присутствуют в сказке!

Ведьма (сказочный образ полководца Песаха) утаскивает Ивана Быковича в подземелье — логово Чудо-юдова отца. Длинные ресницы и густые брови совсем закрывают глаза старика. Как и восточнославянскому Вию, веки ему поднимают железными вилами могучие богатыри. В отшельничестве и бездействии змеиного родителя просматривается поразительная аналогия с положением хазарского кагана.

Приняв высший верховный титул, он удалялся в специальный дворец, появляясь перед народом только в особо торжественных церемониях. Действия правителя были строго табуированы и жестко ограничены, а всю власть сосредоточил ставленник придворной верхушки. Неизменной обязанностью кагана, правда, оставалось руководство войсками в случае войны. Как мудрый главнокомандующий действует и сказочный «каган», отец Чудо-юды. Он не мстит Ивану за сыновей, но направляет его (!) в военный поход — умыкнуть царицу золотые кудри.

Подробности морской экспедиции сказочного витязя напоминают о связанных единой задачей походах князя Игоря на Византию в 941 и 943 гг. В первом походе Игорь возглавил эскадру в 10 тысяч кораблей. Велик и сказочный караван судов: «Вышел первый корабль; Иван Быкович сел в него, крикнул: «Все за мной!» — и поехал в путь-дорогу. Отъехав немного, оглянулся назад — и видит: сила несметная кораблей и лодок!»

Захватить Константинополь русским не удалось. А потому второй поход, уже сухопутный, объединил варягов, печенегов, словен, кривичей и днестровских тиверцев. Войско дошло до Дуная, где встретило послов императора с мирными предложениями. Взятие богатого откупа у греков подобно подношениям Ивану Быковичу: «Приезжают в невиданное царство, небывалое государство; а там уже давно сведали, что Иван Быкович будет, и целые три месяца хлеб пекли, вино курили, пиво варили. Увидал Иван Быкович несчетное число возов хлеба да столько же бочек вина и пива; удивляется и спрашивает: «Что б это значило?» — «Это все для тебя наготовлено».

Однако не так просто заполучить хозяйку заморской стороны. Уготовила она русичам баню огнем, и погорел бы Иван Быкович, не окажись с ним старичок Мороз-Трескун. Выдержал богатырь Иван испытание, «царица сама к нему вышла, подала свою белую руку, села на корабль и поехала». Доплыли они до Чудо-юдова берега, а Иван Быкович к тому времени так полюбил царицу, что посмел предложить своему «повелителю» завоевать невесту в честном соревновании — кто пройдет по жердочке над пропастью, тот и женится на прекрасной даме. «Иван Быкович пошел по жердочке, а царица золотые кудри про себя говорит: «Легче пуху лебединого пройди!» Иван Быкович прошел — и жердочка не погнулась; а старый старик пошел — только на середину ступил, так и полетел в яму». Балансирование над бездной — наверное, лучше не охарактеризуешь русскую внешнюю политику 944 года. С одной стороны, условие хазар завоевать Византию, с другой — традиция мирных отношений с греками. Не потому ли, гадая об истинных намерениях русского богатыря, так недоверчиво и неприязненно встречает его царица? Но во время соревнования мужей она болеет за руса. Силу любви и взаимной поддержки они противопоставили наглости Чудо-юдовых устремлений. Точно так же русско-византийский договор 944 года выразил антихазарскую позицию государств (Сахаров АН. «Мы от рода русского…»). Не изменив своему извечному правилу счастливого финала, сказка вместе с тем не погрешила и против подлинных фактов истории.