Карина Кокрэлл - Легенды и мифы мировой истории

– Ты хороший конюший. Ты поможешь мне завтра.

– Для меня будет счастьем служить тебе, госпожа! – отозвался он.

Изабелле показалось, что оба – человек и конь – переглянулись и тяжело вздохнули. Изабелле стало смешно. И она засмеялась, хоть на зубах ее и скрипел песок.

– Все в руках Аллаха, Эль Чико, – сказал конюший, когда принцесса ушла. – Конечно, не дело, когда дамасским клинком режут сыр, но по всему видно, что тебе вряд ли доведется услышать звуки битвы. Если очень повезет, тебя будут брать на охоту. Все в руках Аллаха…

Конюший напрасно беспокоился. Эль Чико не только услышит грохот битвы, но и однажды утром вынесет свою госпожу к украшенному парчой помосту на площади в Сеговии, где под возгласы «Сантьяго! Кастиль!» и радостный гул толпы она станет самой великой королевой, какую только знала Испания.

Вскоре в Кастилье все-таки вспыхнула гражданская война. Дворяне Вальядолида объявили, что не считают Энрике своим королем и не допустят на престоле его дочь – выродка некоролевской крови. Они отказались отправить Энрике ежегодную подать. Взбешенный король повел на их усмирение войско. Но пока он безуспешно усмирял Вальядолид, примеру дворян этого города последовали гранды и других важнейших городов Кастильи – Пласентии, Авилы, Медины дель Кампо, а потом восстали дворяне и всей Андалузии. Энрике со своими сторонниками и войском вынужден был укрываться в хорошо укрепленной крепости в Сеговии.

Сейчас ему отчаянно нужна была поддержка родственника жены португальского короля и его рыцарей. И поэтому Энрике решил спешно выдать пятнадцатилетнюю Изабеллу за престарелого португальского монарха (тот обещал прислать ему несколько тысяч рыцарей), а принца Альфонсо – женить на своей малолетней пока дочери «Ла Белтранехе», чтобы повысить в глазах грандов ее королевскую легитимность. Конечно, на брак между столь «близкими родственниками» требовалось разрешение папы, но подобные династические прецеденты случались сплошь и рядом.

Мятежные бароны со своей стороны считали, что для укрепления их позиций Изабеллу нужно выдать за одного из их лидеров, магистра ордена Калатравы – Гирона. И они обещали королю, что, если принцесса Изабелла выйдет за Гирона, они, так и быть, начнут с Энрике мирные переговоры. По законам Кастильи ее не могли принудить к браку, но в реальности Изабелла была не более чем маленькой зеленой оливкой между неумолимыми гранитными жерновами политического масличного жома.

Увидев обоих претендентов, она пришла в отчаяние. Оба оправдали ее самые худшие опасения: тщеславны, напыщенны, похотливы. И стары.

Король Португалии, вдовец, был более чем вдвое старше ее. Во время встречи в Гибралтаре, куда специально для этого повез ее Энрике, король не сводил глаз с ее груди, ел, чавкая, как целая стая собак, говорил с набитым ртом, облизывал жирные пальцы и бесцеремонно игнорировал ее титул, обращаясь к ней «дитя мое». Гирон, великий магистр ордена Калатравы, которому тоже было уже за сорок, славился приступами дикого гнева, во время одного из которых, ходили слухи, убил свою жену. У обоих имелось множество детей, многие из которых были к тому же старше потенциальной мачехи.

После встречи с Гироном всегда сдержанная Изабелла рыдала так, что у верной Беатрисы де Сильва сердце кровью обливалось, и она пообещала своей любимице: «Ни Бог, ни я не дадим этому случиться». Ничего не сказав Изабелле, она решилась на нечто совершенно не в своем характере – добыть нож с отравленным лезвием, чтоб уж наверняка, и, если никак иначе нельзя будет предотвратить этот брак, зарезать жениха во время свадьбы. Однако португальский король присылать рыцарей в поддержку Энрике не спешил, и тот, загнанный в политический угол, вынужден был пойти на компромисс с мятежными грандами. Он согласился выдать Изабеллу за Гирона.

Свадьба должна была состояться в Мадриде всего через сорок дней. Приготовления шли уже полным ходом. В лесу Эль-Пардо постоянно звучали выстрелы – егеря добывали оленей и кабанов к королевскому свадебному столу.

Жених выехал из Альмарго в Мадрид, сопровождаемый тремя тысячами рыцарей своего ордена. Все вроде бы шло неплохо. До Мадрида оставались сутки пути, и в полдень кавалькада остановилась в небольшой крепости Хаен – подкрепиться. Когда заскрипели цепи опускаемого деревянного моста, небо потемнело от огромного количества аистов. Они летели в направлении Мадрида. Рыцари задирали головы и спрашивали у случившихся рядом местных жителей о природе такого странного феномена.

Местные суеверно крестились и говорили, что за весь век ничего подобного не упомнят, а иные еще и бормотали: «Быть беде».

Обед, однако, оказался более чем приличным. И той же ночью Гирон почувствовал боль в горле. Началась лихорадка. К невесте он так и не доехал. Не судьба. Его убил неожиданный абсцесс горла. Умирал он мучительно, трясясь в лихорадке, и все кричал: «Боже, дай мне еще хоть три дня! Не убивай меня сейчас, пока я еще не достиг могущества и власти!» Но Бог его не слушал. Он слушал Изабеллу.

После таинственной смерти Гирона Изабеллу суеверно оставили в покое на целых два года, и они с братом опять вернулись в крепость Аревало. Здесь по мавританским галереям дворца по-прежнему медленно бродила, разговаривая с собой, мать. Она так их и не узнала. Брат и сестра стали, по сути, пленниками, заложниками своего высокого происхождения, пешками в кровавой «партии», разыгрывавшейся на кастильских нагорьях. Их сразу окружили шпионами, обо всех их передвижениях сразу узнавали и Энрике, и бароны. По Кастилье по-прежнему катилась гражданская война. Верх одерживали то Энрике, то гранды. Епископ Каррильо, герцог де Медина-Сидония, кардинал Мендоса, кабальеро Гарсилассо де ла Вега привлекли под знамя будущего короля Альфонсо огромные силы. Они шли ва-банк, в случае поражения полетели бы их головы. Правда, в последнее время становилось все более очевидным, что «кастильский канат» перетянут в итоге именно они. И все же ситуация снова изменилась: короля Энрике неожиданно поддержал могущественный город Толедо, и силы опять уравнялись.

Альфонсо и Изабелла заканчивали ужин в огромной пустой трапезной крепости Аревало. Изабелла сидела спиной к окнам, Альфонсо – напротив. Обычно они ужинали с Беатрисой, но ей сегодня нездоровилось. Слуг брат и сестра отпустили и продолжали сидеть в огромном каменном зале, под нависшим, как своды пещеры, потолком.

Все так же, как и много лет назад, шумела река. Узкие проемы незастекленных окон наполнились темнотой, но факелов на стенах не зажигали. На краю массивного дубового стола, за которым во времена отца, короля Хуана, могло усесться больше ста человек, горело только две свечи. Изабелле подумалось, что только две эти слабые свечи отделяют их от темноты и защищают от нее. И их огромные тени на стенах – это неправда, а правда в том, что они с братом слабы, малы и совершенно одни. И неизвестно, чем все это кончится, эта война…