Лев Вершинин - Гопакиада

Отдадим должное командованию УПА. Оно понимало, что немцы уже не вернутся, что воевать придется в окружении, имея отдушину разве что через польскую границу, но все-таки, как завещал великий Донцов, верило в себя, ибо что бы там ни болтали всякие рационалисты-агностики, но аще Дух Нации с нами, то кто на ны?

В предвидении предстоящей «битвы после битвы» по инициативе Шухевича был сформирован «Украинский Главный Освободительный Совет» (УГВР), и в конце лета, когда советские войска, развивая успешное наступление, ушли дальше на запад, все началось по новой. Достаточно сказать, что общие потери Советской Армии за период февраль 1944 — апрель 1945 годов составили не одну сотню душ только «убитыми и повешенными». Сохранившиеся отчеты боевиков руководству не балуют разнообразием: «Взято в плен 10 (или 5, или 7, или еще сколько-то) большевиков. Все были не украинцами, а некоторые даже комсомольцами. Пленные ликвидированы».

Что среди пленных «большевиков» были и беспартийные, суровых, но политически не очень грамотных хлопцев, видимо, не волновало. А вот начальство с какого-то момента волновало очень. Настолько, что излишне рьяных в уничтожении безоружных одернули, и в армейской статистике появилась еще одна, не вполне обычная графа — «уведенные в лес» (всего 524 человека). Дело в том, что еще осенью 1942 года, рассматривая вопрос о возможности контактов со странами коалиции, Шухевич сотоварищи пришли к достаточно разумному решению — формировать в составе УПА «национальные неукраинские части», позиционируя себя как «лидера широкого движения антимосковских и антибольшевистских сил». В рамках проекта привлекались все, кто оказывался под рукой, — и беглецы из германских лагерей, и местные жители подходящей национальности, и дезертиры из национальных формирований германской «полиции порядка», и «уведенные в лес» пленные.

Особых успехов, несмотря на очевидную важность задачи, не случилось. «Мы, — отмечалось в отчете СБ УПА в июле 1944 года, — до сих пор не использовали в значительном масштабе ни одного национального меньшинства на нашей территории для борьбы с врагами». Даже проведение под эгидой Берлина «Первой конференции порабощенных народов Восточной Европы и Азии» не привело к созданию «могучего противобольшевистского фронта».

Что, в сущности, можно было предсказать заранее. Бумага, известное дело, все стерпит, а дремучие предрассудки сельских хлопцев, помноженные на мантры насчет «национального величия», играли свою роль. Отношение личного состава УПА — а особенно полевых командиров, еще в 1941-м накрученных инструкциями ОУН на уничтожение «жидов, москалей и азиатов», — к «чуженациональным союзникам» было, мягко говоря, не очень доброжелательным. Отряды из «чужих» следовало создавать небольшие, ни в коем случае не сливая их в крупные подразделения. Размещать их тоже рекомендовалось отдельно от «национально надежных» подразделений, естественно, под присмотром сотрудников «безпеки», основной обязанностью которых, в соответствии с приказом Дмитра Клячкивського, являлось «ежедневно проверять в беседах, учении и боях с врагом их боевую и моральную стоимость и политическую ценность». Тех, чьи «ценность и стоимость» не казались достаточными, тем же приказом было предписано уничтожать «без предупреждения и суда, руководствуясь национальным чутьем».

Впрочем, «ценные и стоящие» тоже ни от чего не были гарантированы: в сентябре 1944 года (по данным украинского исследователя Д. Веденеева со ссылкой на архив СБУ по Ровенской области) Клячкивський отдал приказ на уничтожение этнических русских, находившихся в отрядах УПА, в декабре аналогичный приказ был отдан Миколой Козаком («Смок») и в отношении украинцев-схидняков». Что до евреев, участие которых в борьбе (в первую очередь — работе в подпольных госпиталях) любят поминать поклонники «героев нации», то — да, несколько сотен галицийских евреев воевали в составе «украинских» частей УПА на общих основаниях. Некоторые, как Ребет и Ярый, достигали даже высоких постов в элите ОУН. Однако как указывают последние изыскания, «добровольный характер сотрудничества основной массы медработников сомнителен». Если вспомнить отданное политическим руководством УПА еще в 1943-м распоряжение об устранении евреев, прячущихся в окрестных лесах, в это верится. Более чем.

Не стану мучить ни себя, ни вас сухой цифирью. Достаточно сказать, что всю вторую половину 1944 года на территории Галиции и Волыни шла настоящая, армейская война, с немалыми потерями обеих сторон, в том числе и в тяжелой технике, включая танки и бронетранспортеры. В конце концов, поздней осенью руководство УПА издало приказ о переходе к «диверсионно-террористическим акциям против советского режима». Особо, однако, не помогло; через несколько месяцев пришлось пересмотреть структуру армии, упразднив «курени» и «сотни» (соответственно, полки и батальоны), и дать рекомендацию действовать силами не крупнее взвода и отделения. Чуть позже были упразднены «классические армейские» службы типа жандармерии, мобилизационных отделов и так далее, их функции взяли на себя «безпека» и «гражданское» подполье, отныне несущее ответ и за координацию действий мелких отрядов, ранее объединенных в военные округа. Проще говоря, регулярная армия — неотъемлемый признак пусть и несуществующего, но все-таки как бы государства, — возвращалась туда, откуда пришла, вновь превращаясь в повстанческое движение. Что, разумеется, создавало противнику определенные сложности, но и только.

Зимой 1945/46 года правительство УССР отдало распоряжение о принятии мер по ликвидации структуры УПА, как организованной боевой силы. В еще контролируемые повстанцами районы были введены армейские части, и началось как всегда: гарнизоны в селах, блокпосты, облавы, а также и совсем уж… эээ… партизанские методы в исполнении бывших, но по разным причинам прозревших боевиков. В итоге к Рождеству «боевой актив» поредел впятеро, считая и убитых, и явившихся с повинной в расчете на амнистию. Погиб почти весь штаб (сам «Савур» был устранен примерно годом раньше). Ситуация усугублялась тем, что многие warlords, сорвавшись с поводка, запаниковали и начали чистку собственных отрядов на предмет, кто предатель; пережили ее далеко не все, и не все, кто пережил, были чисты.

В итоге, скажем, отчет из Края зарубежному Центру по Карпатскому краю сводился к тому, что «после минувшей зимы УПА перестала существовать как боевая единица», а ведь Карпаты считались одним из наиболее благополучных регионов. Так что мало кого удивило появившееся в июле «Обращение к героям», в котором командование УПА в самых что ни на есть торжественных тонах заявляло о завершении «широкой повстанческой борьбы» и переходе к «борьбеподпольно-конспиративной». Насчет индивидуального террора не было сказано ни слова. Sapienti sat.