Эдвард Радзинский - Наполеон - исчезнувшая битва

Чтобы прокормить свои армии, Шварценберг и Блюхер разъединились. И я тотчас разработал единственно возможную тактику: передвигаясь форсированными марш-бросками, я бил их поодиночке. Русские были разбиты при Сен-Дизье, пруссаки и русские - при Бриенне. Я не посрамил город, где меня учили военному искусству, и выгнал Блюхера с пруссаками из Бриеннского замка. Они бежали, бросив раненых и обоз. В Шамбопере я вновь разбил русские войска. Тысячи остались на поле боя, в плен попали два генерала - Олсуфьев и Полторацкий... Корпус барона Сакена я отбросил за Марну, он потерял пять тысяч убитыми. При Вошане я еще раз разбил Блюхера. Целая армия бежала, оставив пятнадцать орудий и шесть тысяч мертвецов. Так напоследок я давал им наставления по военному искусству! Восемьдесят тысяч потеряли союзники на полях боев четырнадцатого года.

Но мои маршалы... они все губили! Удино и Виктор трусливо уступили Шварценбергу. Мне пришлось броситься к ним на помощь и продолжить свои уроки, заставив отступать в беспорядке превосходящие силы Шварценберга... Маршалы начали распускать слух, будто я веду "безнадежную войну только для того, чтобы погибнуть на поле боя". Это была ложь: я верил в победу, хотя... хотел погибнуть!

И союзники начали уставать от моей решительности. Они не вынесли постоянного кровопролития и с февраля опять повели переговоры со мной в Шатильоне. Они предлагали мир, правда, уже в границах королевской Франции. Они так и не поняли мое "все или ничего".

В это время союзные армии соединились. Я велел Мармону охранять Париж, а сам двадцатого марта напал близ Арси-сюр-Об на объединенную армию союзников под началом Шварценберга... Артиллерия била непрерывно! Я помню, как бомба упала перед наступающим каре, и мои гвардейцы бросились прочь от дымящейся смерти. А я... шагнул к снаряду. Но тщетно! Пламя полыхнуло в метре от меня, посыпались комья земли... и меня не задело... Повторю: я хотел смерти! Но куда больше - победы!

При том же Арси-сюр-Об русские казаки обрушились на моих драгун. Молоденькие новобранцы не выдержали - бросились наутек. Я врезался на коне в бегущую толпу: "Драгуны! Вы бежите, но я стою!" И поскакал, выхватив шпагу. За мной бросился полк старой гвардии, следом за ним - мой штаб и... недавние беглецы! Славно рубились! И шесть тысяч казаков, столь грозных в России, дрогнули, побежали... Подо мной был убит конь, а я опять остался невредим... Но в тот день я получил иную рану, воистину почти смертельную: я узнал, что после битвы герцог Эльхингенский сказал генералам: "Не пора ли со всем этим кончать и не дать ему погубить Францию, как он погубил армию?" Так сказал "храбрейший из храбрых". Мои маршалы больше не хотели меня.

"Дедушка Франц", Россия, Пруссия и Англия подписали пакт, где обязались вести войну вплоть до моего разгрома. Почему они так осмелели? Нет, не потому, что моя армия таяла после каждой победы... Они знали, что мне хватит и тысячи, чтобы уничтожить их стотысячное войско! Но уже свершилось главное предательство!

Все случилось, когда стремительной атакой я должен был окончательно отбросить армию союзников к Мецу. Начался на редкость упорный бой. Я разгромил их кавалерию, будучи уверен, что это авангард, прикрывающий главные силы. Но за кавалерией... не было никого!.. Я с ужасом понял - меня провели! Пока я воевал с кавалерией, союзники, и вправду отступавшие вначале к Мецу, вдруг изменили направление и стремительно двинулись к Парижу по дороге, которую я оставил неприкрытой... Это был великолепный маневр! Потрясающий по дерзости ход! Я не мог поверить, что кто-нибудь из этих говнюков на него способен!

И точно, никто из союзников не был способен на это. На это способен оказался только он - самый умный (и самый подлый - "честь", которую он делил с Фуше) мой министр Талейран!.. Оказалось, он написал письмо русскому царю: "Идите на Париж. Вас там ждут все. Военное могущество императора по-прежнему велико, но политическое ничтожно. Франция устала от него". И он... да, он был прав. Устали не только мои маршалы, народ тоже устал... от славы... и крови. Они все хотели покоя...

Когда я понял маневр союзников, у меня еще оставалась надежда. На подступах к Парижу стоял корпус Мармона. Я верил - он продержится до моего прихода. Но оказалось, Талейран и здесь все устроил - уговорил Мармона открыть дорогу на Париж. И сообщил об этом союзникам... Мармон! Старый товарищ! Впрочем, среди стольких предательств стоит ли осуждать его? Не лучше ли просто отметить: и Мармон - тоже!.. Еще не зная ничего о Мармоне, я повернул войска и бросился к Парижу. Но, когда подъехал к Сене, увидел река в огне! Это отражались костры неприятеля - враги готовили себе ужин! Они пели... А я стоял во мраке и глядел на ярко освещенный город. Мой Париж!

Впервые за восемьсот лет неприятель вошел в столицу Франции! Я недоумевал: где Мармон? Разбит? Убит? Что с сыном? С императрицей? С Жозефиной? Неизвестность... Одно мне было ясно: они легко заставят Сенат и Собрание изменить мне. Что делать? Я мог только приказать верному Коленкуру: "Скачите в Париж! Не дайте этим глупцам подписать бумаги!.."

А пока я с войскам повернул в Фотенбло. Наконец из Парижа прискакал гонец. Я все узнал! Когда союзники приблизились к городу, Жозеф исполнил все мои инструкции на этот случай. Он предложил императрице и сыну покинуть Париж. Мой сын плакал и лепетал: "Папа не велел нам уезжать, я не хочу!" Они отправились в Блуа, где моя Луиза попросила... защиты у своего отца!.. Она получила защиту "дедушки Франца", а мой сын и его внук - негласное заточение...

А Мармон... никто по-прежнему не мог сообщить, где он! Я приказал любой ценой отыскать маршала и вручить ему приказ - немедленно занять позиции на другом берегу Сены. Я и подумать не мог, что он... Я стянул в Фонтенбло семьдесят тысяч солдат. Этого было вполне достаточно, чтобы никто из вошедших в Париж союзников не ушел живым. Клянусь честью, я знал, как это сделать!

Я собрал маршалов и начал объяснять задуманную диспозицию, но они... не захотели даже слушать! Кто-то из них попросту перебил меня: "Сир, если вам дорог Париж..." Он не посмел сказать до конца! Да это было и ни к чему. На их жалких лицах побитых собак я прочел: они уже сговорились между собой. Наконец, перебивая друг друга, они заговорили... что сопротивление будет означать гибель Парижа! Что русские только и ждут этого! Что они хотят нам отомстить! И сожгут Париж, как Москву!.. "Другим словами, вы хотите моего отречения?" Жалкие трусы молчали. Впрочем, один из них молча положил на стол воззвание Генерального совета департамента Сены.

Я прочел: "Жители Парижа! Все ваши несчастья происходят от вопиющего произвола одного человека. Это он ежегодными рекрутскими наборами разрушил ваши семьи. Это он закрыл для нас моря, обескровив нашу промышленность..." И прочее! Далее шло "о наших добрых старых королях". И призыв к возврату Бурбонов. Я швырнул бумажонку на стол! Они безумны! Возвращать Бурбонов?