Михаил Елисеев - Митридат против Римских легионов. Это наша война!

Обширная равнина была заполнена готовыми к бою войсками — на одной стороне стояла армия Понта, на другой — полчища Ариарата. Блестели на солнце шлемы и панцири гоплитов Митридата, ярко сияли начищенные до блеска медные щиты царских гвардейцев, грозно покачивались сариссы в руках понтийских фалангитов. В глазах рябило от пестроты одежд и вооружения горцев, которых призвали под знамена Евпатора, тысячи закованных в тяжелые панцири армянских всадников с нетерпением ожидали сигнала, когда они пойдут в атаку, сметая все на своем пути. Хищно сверкали отточенные как бритвы серпы и косы на боевых колесницах, порывы ветра развевали царские штандарты с восьмиконечной звездой и полумесяцем, которые были овеяны славой недавних побед над скифами, сарматами и другими народами. А в центре этой громады, в блеске золотых доспехов и царской тиары, стоял на колеснице непобедимый Митридат, чьи владения простирались от Синопы до Колхиды и далекой Тавриды. Царь ждал, когда вернутся его посланцы, которые должны были договориться о свидании между своим повелителем и царем Ариаратом, чтобы дядя и племянник при личной встрече уладили все разногласия. Глашатаи вернулись и сообщили, что царь Каппадокии встретится со своим державным родственником, только Митридат должен явиться на встречу без оружия, да к тому же его должны обыскать, поскольку молодой правитель ему не доверяет. Понтийский владыка только кивнул в ответ, иного он и не ожидал, а затем отстегнул меч и передал его телохранителю. Расстегнув застежки, он снял позолоченный панцирь, а затем с колесницы пересел на боевого коня и, не спеша, поехал сквозь расступавшиеся ряды своего войска навстречу группе всадников, которые медленно двигались со стороны каппадокийцев. Отъехав от понтийских шеренг, Евпатор сошел с коня и стал ждать человека, который, отделившись от людей, окружающих Ариарата, стремительно приближался к нему. Не доехав до царя, он спешился, а затем, приблизившись низко поклонился, — Митридат благосклонно кивнул, и посланец принялся его обыскивать. «Когда этот человек стал особенно тщательно ощупывать у Митридата нижнюю часть живота, Митридат сказал, что боится, как бы обыскивающий не нашел там кинжала совсем другого рода, чем тот, какой он ищет» (Юстин). Вогнав в смущение и краску человека Ариарата, Митридат дружески помахал рукой племяннику, и тот, отбросив осторожность, быстро пошел навстречу своему родственнику. Евпатор широко раскинул руки, словно собирался обнять дорогого ему человека, но когда они поравнялись, одной рукой обхватил молодого царя и крепко сжал, а другой, выхватил кинжал, спрятанный в складках одежды, и вонзил в шею Ариарата. Кровь ударила фонтаном, обрызгав лицо и руки Митридата, но царь, отшвырнув на землю бездыханное тело племянника, высоко поднял руки и издал победный клич. Понтийская армия ответила ему громогласным ревом, который вырвался из десятков тысяч глоток, а затем двинулась в наступление. Шли в атаку, подняв копья, гоплиты из понтийских городов, ощетинившись пиками, маршировала на врага фаланга, потрясая копьями и мечами, бежали по равнине отряды горцев, а рядом мчалась тяжелая армянская конница. Вся эта лавина, обтекая Митридата, накатывалась на каппадокийцев и те дрогнули, бросая оружие и снаряжение, они стали обращаться в бегство. А властелин Понта по-прежнему стоял над мертвым телом царя Ариарата, вокруг бушевала толпа его воинов, и душу Евпатора переполняло ликование — одним ударом кинжала он решил судьбу Каппадокии.

Но царь Понта допустил ошибку, которая имела далеко идущие последствия и в итоге обернулась для него многочисленными неприятностями: завоевав Каппадокию, он сразу уехал в Понт, предоставив устройство ее внутренних дел своим наместникам. Почему он так поступил? Поставив во главе приобретенных земель своего восьмилетнего сына и дав ему в соответствии с местными традициями имя Ариарата, Митридат назначил при нем регентом Гордия, которому был столь многим обязан. Очевидно, он думал, что тот сумеет обуздать его людей, но, судя по всему, Гордию было явно не до этого — вместе с наместниками он подверг несчастную страну самому беззастенчивому грабежу. Жестокость и произвол, царившие в Каппадокии, вызвали ответную реакцию у местного населения, и в результате восстания понтийские гарнизоны были изгнаны из страны, а на царство был приглашен младший брат убитого Ариарата VII, который стал править под именем Ариарата VIII. Но Митридат снова повел армию в Каппадокию, разбил на поле боя нового царя и изгнал его из страны. Молодой человек впал в нервное расстройство, заболел и вскоре умер, а на троне вновь оказался ставленник Понта.

Казалось, что вновь все закончилось благополучно для Митридата, но тут в дело вмешался Никомед Вифинский, который как огня боялся усиления своего соседа. И в итоге Никомед совершил глупость, о которой впоследствии пожалел: царь решил впутать в это дело римский сенат. Он не придумал ничего умнее, как подобрать самозванца и вместе со своей женой Лаодикой, которая выдавала последнего за своего третьего сына, отправил в Рим домогаться «царства отцов». На глупость Никомеда Митридат ответил своей наглостью: он отправил в Рим Гордия, который стал вещать, что человек, который в данный момент занимает трон Каппадокии, не кто иной, как сын Ариарата V, правившего в 163–130 г. до н. э. и воевавшего против Аристоника Пергамского. Это открытое глумление переполнило чашу терпения сенаторов, и они вынуждены были вмешаться — в итоге у Митридата отобрали Каппадокию, где к власти пришел римский ставленник Ариобарзан, который к предыдущей династии не имел ровным счетом никакого отношения. И мог бы Никомед восторжествовать, да только оправдалась поговорка: не рой другому яму, сам в нее попадешь. Вот вифинский царь и попал. Чтобы Митридату не было обидно, сенат отнял у Никомеда Пафлагонию, которую тот захватил в союзе с тем же Митридатом. Вифинская политика потерпела полный крах, а вот царь Понта затаился до поры до времени, поскольку решил пойти другим путем и загрести жар чужими руками.

И были эти руки не чьи-нибудь, а армянского царя Тиграна II Великого, который приходился зятем Митридату. Мы не знаем, каким образом Новому Дионису удалось склонить Тиграна к походу в Каппадокию и что он ему за это посулил, известно лишь, что во главе посольства стоял не безызвестный Гордий. Юстин отмечает, что новый каппадокийский царь Ариобарзан был человеком очень вялым, и вся его дальнейшая жизнь тому подтверждение — с престола он изгонялся пять раз и возвращался лишь с помощью римлян, а затем ему все надоело и в 63 г. до н. э. он отказался от трона в пользу сына. Едва армянские войска вступили в Каппадокию, как он быстро собрал свое золотишко, упаковал имущество и укатил в Рим, где чувствовал себя в полной безопасности. К власти в стране вновь пришли сторонники Митридата, у руля власти снова встал Гордий, а в городах — армянские гарнизоны. Все вернулось на круги своя.