Михаил Елисеев - Митридат против Римских легионов. Это наша война!

Гром битвы при Орхомене прокатился по всему Восточному Средиземноморью и в корне изменил всю международную ситуацию. Первым, кого он разбудил от сладкой дремы, был Митридат VI Евпатор, царь Понта, Новый Дионис и Освободитель эллинов. Пробуждение было страшным и неожиданным, будучи человеком проницательным, царь сразу осознал все последствия случившегося и понял, что борьбу за Элладу он проиграл. И если битва при Херонее не сильно повлияла на общее положение дел, и вскоре в Элладу явилась новая понтийская армия, то теперь Митридату просто некого было послать на Балканы, поскольку на Малую Азию наступала другая римская армия во главе с Флакком и войска были нужны уже здесь. Аппиан свидетельствует, что «известие о таком поражении в первый момент поразило Митридата ужасом; его охватил страх, как обыкновенно бывает при таком событии». Действительно, было от чего впасть в растерянность, только что находился на вершине успеха, мнил себя освободителем Балканской Греции и полубогом, а потом страшное низвержение с Олимпа на грешную землю. Все это надо было осмыслить и решить, как действовать дальше, но у Митридата уже не оставалось времени и ситуация начала стремительно выходить из-под контроля. Срочно требовалось подготовить новое войско, и что самое страшное, заколебались вчерашние союзники, которые в свете последних событий стали задумываться о том, какая же судьба их ждет в случае победы Рима.

А в Элладе события разворачивались следующим образом: Архелай, отсидевшись после битвы при Орхомене в болоте, переправился на Халкиду и там начал собирать все оставшиеся на Балканах понтийские войска. Сулла же, щедро наградив свои легионы, отдал приказ войскам полностью разграбить Беотию, которая неоднократно переходила на сторону Митридата, а затем двинулся в Фессалию на зимние квартиры. Не имея понятия о том, что же случилось с Лукуллом и когда можно ждать прибытия флота, он распорядился строить корабли, решив готовить вторжение в Малую Азию. Луцию Корнелию было просто необходимо как можно быстрее закончить эту войну, поскольку в Риме его объявили врагом Республики, имущество разграбили, а друзей преследовали по всей стране.

Луций Корнелий Сулла был очень жестоким человеком — циничным, наглым и беспринципным, но он всегда называл вещи своими именами и не прятался за паволокой из красивых слов, как многие военные и политические деятели Рима до и после него. Он был действительно великим полководцем и гениальным организатором, обладал беспредельным личным мужеством и всегда шел навстречу опасности, не прячась за спинами подчиненных. По отношению к легионам, Сулла был безумно щедр в наградах и необычайно суров в наказаниях, но воинам нравилось служить под его началом, и по-своему они были преданы командующему. «Он не потерял своей власти, имея при себе послушное и энергичное войско» (Плутарх). Битва при Орхомене — звездный час будущего римского диктатора, эту битву выиграл лично он, и эта победа означала не только поражение Митридата в войне, она означала новый виток в политической карьере римлянина, ведь теперь его возвращение в Италию становилось лишь вопросом времени. После этой битвы легионы свято уверовали в своего полководца, были готовы за ним в огонь и в воду, и только благодаря этой преданности, римский командующий в итоге достиг того, чего хотел. А потому, когда речь заходит о Сулле, то мне вспоминается не его конституция и проскрипционные списки, не битва у Коллинских ворот и резня в поверженных Афинах, мне вспоминается Беотийская равнина, бегущие когорты и одинокий, мужественный человек с орлом легиона в руках, идущий на верную смерть и не подозревающий, что шагает в бессмертие.

Первый тревожный звонок для понтийского царя прозвучал после битвы при Херонее, поползли слухи о том, что некоторые союзники готовы вступить в переговоры с римлянами, а также о том, что не все спокойно у галатов. Этот воинственный народ не подчинялся понтийскому царю, и он прекрасно понимал, что как только его позиции ослабнут, то может произойти их вторжение в его земли, и, что хуже всего, это вторжение может быть согласовано с Римом. Поэтому Митридат решает действовать на опережение и нанести удар первым, однако усилия, которые он хочет для этого приложить, являются минимальными. Царь решает действовать не военной силой, а хитростью и подлостью, а для этого приглашает всю верхушку галатов вместе с семьями к себе во дворец. А дальше все по знакомому сценарию, одних убивают во время пира, других режут из засады и пощады не дают никому — ни женщинам, ни детям. Бежать удалось лишь немногим, но именно они и возглавят в дальнейшем борьбу против понтийских войск. А Евпатор тем временем оккупировал Галатию, ввел в города гарнизоны и вывез все имущество убитых — и казну пополнил, и от врагов избавился. Поставив наместником Галатии Эвмаха, царь посчитал дело сделанным, но не тут-то было! Те из галатских аристократов, кому удалось избежать удара меча на пиру или стрелы из засады, вернулись в свои земли и подняли народ на борьбу с захватчиками — восстала вся страна! Наместник бежал в Понт, а вскоре были изгнаны и понтийские гарнизоны, но что интересно, прогнав царских воинов, галаты успокоились и больше активных действий не предпринимали — у них начался передел власти. Поэтому, возможно, Митридат и был в чем-то прав, внеся смуту и разброд в дела соседей, и хотя страну удержать не удалось, зато царь существенно пополнил казну, а также на какое-то время ликвидировал опасность вторжения.

А затем царь обратил свой взор на остров Хиос и остался очень недоволен тем, что там увидел. Последующие события, многие исследователи приписывают уже набившей оскомину подозрительности Митридата и его восточному деспотизму, к примеру, Моммзен на полном серьезе утверждал, что «Митридат очень скоро показал свое настоящее лицо и стал править так деспотически, что далеко превзошел тиранию римских наместников». Что-что, а превзойти тиранию римских наместников в то время было практически невозможно — для этого надо было очень и очень сильно постараться и желательно на протяжении нескольких лет. Причем применительно к Хиосу постоянно вспоминают тот случай, когда их триера протаранила царский корабль во время осады Родоса, но царь уже наказал и кормчего, и наварха и давно уже выбросил этот случай из головы — были дела и поважнее. Но многие исследователи не унимаются и продолжают рассказывать басни о необычайной злопамятности понтийского царя и его великой кровожадности — очень уж тема хороша для поучительного сюжета! Но все было не так просто и однозначно.