Александр Симаков - Демянское побоище. «Упущенный триумф Сталина» или «пиррова победа Гитлера»?

Бочки с горючим доставляли тоже самолетами

Под Демянском был потерян почти каждый второй немецкий транспортный самолет. Новгородскую область можно было бы назвать форменным кладбищем этих машин. Обгорелые остатки многих из них до сих пор лежат в труднодоступных местах к югу от озера Ильмень. В те зимние дни 1942 г. продовольствие из сбитых немецких транспортников оказалось в руках многих сельских жителей и помогло выжить.

Думаю, что читатель, прочитав эту книгу, не согласится с А. Исаевым. Наши летчики-истребители, штурмовая и бомбардировочная авиация хорошо поработали.

25 апреля 1943 г. был учрежден щит Демянск «В память о многомесячной героической защите и борьбе в Демянске против превосходящих сил противника». Щит Демянск носил статус государственной награды, его получали все, кто участвовал в защите и выполнил хотя бы одну из нижеперечисленных предпосылок:

а) Беспрерывное нахождение в окружении в течение по меньшей мере 60 дней.

Ю-52 и танк Т-3 в «коридоре смерти», 1942 г.

в) Ранение или обморожение, послужившие для награждения знаком «За ранение».

Представления на награждение подавались командирами боевых подразделений, которые по команде подавались в штаб начальника, уполномоченного награждать от имени фюрера. При награждении щитом вручались наградной лист, документы на владение и делались записи в Военном паспорте и Солдатской книжке.

Образование «рамушевского коридора»

После 18 мая 1942 г. продолжали действовать только три транспортные группы, так как к этому времени уже работал «рамушевский коридор». В немецких мемуарах есть живое описание работы этого «коридора»: «Эта узкая артерия постоянно находилась под обстрелом, часто бывала на многие дни прервана, и ее нужно было снова отвоевывать: по ней транспортные колонны подвозили боеприпасы и продовольствие. Особенно опасными для этих путей снабжения оказались так называемые «швейные машины» – небольшие советские самолеты с превосходными летными качествами. Они появлялись каждую ночь, и сбить их удавалось очень редко. Так как они обычно выискивали свои цели на дорогах, то солдаты прозвали их «потаскухами на шоссе».

Они не только щедро поливали осколочными бомбами, но также сбрасывали листовки, которые были оформлены как пропуск и призывали перейти линию фронта. Кое-кого одолевал соблазн сдаться в плен, избавиться от ужаса и тягот войны. Но в то же время большое влияние оказывал ряд других факторов: страх, питаемый нацистской пропагандой, внушавшей, что большевики уничтожают пленных выстрелом в затылок, тиски дисциплины и политических убеждений… Если кто-либо оказывался на ничейной земле между фронтами, то по нему открывали огонь спереди, а также, угадав его намерения, и сзади, пока ему не удавался спасительный прыжок в укрытие советского окопа.

Атаки советских соединений становились все более сильными. Перед каждым броском на нас обрушивался массированный ураганный огонь артиллерии, какого мы еще не испытывали. Непрерывные разрывы снарядов изматывали нервы солдат, когда они, сбившись в кучки в убежищах, ждали сигнала тревоги часовых, которые вынуждены были выстаивать снаружи под стальным градом. Земля перепахивалась снарядами всех калибров. Над поверхностью земли с жутким визгом и хохотом проносились осколки, уничтожая, разрывая, поражая и убивая все, что находилось на линии полета.

…Но в этом аду одному солдату изменили нервы. Он через ломоть хлеба выстрелил себе в ногу, чтобы вернуться на Родину. Все же ломоть хлеба был недостаточно толстым для того, чтобы остался незамеченным пороховой нагар. Было установлено членовредительство, и военный трибунал приговорил его к смертной казни. Наказание не всех устрашило, потому что многие считали, что еще большее наказание – быть обреченным на пребывание в этом аду, чтобы в конце концов все же сдохнуть. Случаи членовредительства стали учащаться» [147] .