Олег Лазарев - «Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2

Чтобы не терять время и лучше изучить самолет Ил-2, нашей эскадрилье пришлось повторно вместе с ними изучать уже пройденный материал. Осеннее ненастье резко снизило интенсивность полетов. Как только позволяла погода, к полетам прежде всего приступали полки, у которых программа переучивания подходила к концу, также те, которые закончили теоретическую подготовку. Наш полк хоть и закончил ускоренным методом изучение новой материальной части и сдал по ней зачеты, но к полетам не приступал – ждал своей очереди.

В разгар учебы прибыл долгожданный командир. Он отличался от Цветкова во всех отношениях, а главное тем, что много внимания уделял своему внешнему виду, строевой выправке. Полку он был представлен политработником бригады, с которым Крешков держался непринужденно, называя его на «ты». Мы не знали, откуда он прибыл, но по тому, как он относился к личному составу, чувствовалось, что ранее был школьным работником. Педантично требовал выполнения всех приказов и указаний, отличного внешнего вида, хорошей строевой выправки, ходить не сутулясь, с расправленной, как при глубоком вдохе, грудью, при ходьбе не «смурыгать» ногами.

Сам держался браво, ходил, оттягивая носки ног, любил прихвастнуть. Нередко рассказывал о своей службе в двадцатые годы в кавалерии. Как он в те годы в свободное от службы время вечерами проводил приятные минуты с девушками на танцах, куда ходил в отлично подогнанном обмундировании. На сапогах были шпоры с малиновым звоном. Этот звон особенно, как он говорил, привлекал девушек.

Когда на построении комполка выходил перед строем, грудь всегда держал приподнятой. Знаки отличия, пуговицы, сапоги блестели, как на строевом смотре или параде. Говорил он четкими отрывистыми фразами, смотря при этом на личный состав и наблюдая, какое впечатление он производит на окружающих. Хотел казаться добрым и даже справедливым командиром. На самом деле он был ни тем, ни другим. По любому поводу, если усматривал какое-то нарушение или если ему что-нибудь не нравилось, без всякого объективного разбора «нарушителя» наказывал. За чрезмерную строгость мы его прозвали «грозным».

Но после посыпавшихся на него в штаб бригады жалоб его буйная строгость поутихла, и это прозвище забылось. Летчиков он называл «коршунами», последние и его стали называть «коршуном». Это прозвище за ним так и закрепилось. Видимо, начальство сделало ему замечание по поводу чрезмерной строгости. Мы это поняли по тому, что взысканий личному составу он стал давать гораздо меньше. Возможно, он понял, что с этими людьми ему вскоре придется воевать, то есть ходить на боевые задания. Все остальное, свойственное его натуре и привычкам, осталось прежним.

Большое внимание в полку отводилось строевой подготовке. Для предстоящей боевой работы она в то время нам была совершенно не нужна. Об этом мы открыто говорили на комсомольских собраниях и просили, чтобы время, отводимое на строевую подготовку, лучше выделяли на тактическую подготовку и практические занятия на материальной части, стрельбе в тире из личного оружия, из которого хорошо стрелять мы практически не умели. Каждая неделя обычно заканчивалась строевым смотром, во время которого кого-то обязательно наказывали. От дежурных по полку Крешков требовал по прибытии его в часть четких громких рапортов. Не всем удавалось выполнять это требование.

За плохую подготовку к несению наряда в первую очередь попадало адъютантам эскадрилий. Единственными дежурными по полку, к которым комполка не предъявлял претензий за рапорт, оказались двое – пилот 2-й эскадрильи сержант Сидоренко и пилот 3-й – я. Желая угодить Крешкову, адъютанты посылали нас в этот наряд еженедельно. На одном из построений полка командир обратил внимание, что часть летчиков, в большинстве из числа командиров звеньев и старших летчиков, украсили свои лица бородами, усами, бакенбардами.

Сам Крешков свое лицо не украшал, и, конечно, это ему не понравилось. Стоя перед строем полка, сделав кислую гримасу, сердитым голосом он произнес: «Тоже мне, гоголевские герои, красавцы какие. Всем, имеющим на лице волосяные украшения, два шага вперед!» Затем все вышедшие из строя были отправлены в парикмахерскую сбривать все, как он выразился, «…лишнее на лице, кроме волос на голове». Исполнявшему обязанности начальника штаба полка Юстратову было приказано проконтролировать выполнение приказа и к обеду доложить об исполнении.

В середине ноября с целью разгрузки аэродрома «Зорька» и возможности наконец приступить к полетам полк перебазировался на другой аэродром, находившийся ближе к Сызрани, у большого заволжского села Обшаровка. Весь личный состав разместили в двухэтажном доме бывшей школы. Большая скученность и редкое посещение бани привели к появлению вшей, блох, клопов. Обильное количество паразитов нас буквально изводило. Особенно доставалось от них ночью, чесались все. Не испытывал, пожалуй, этой неприятности только один комполка. Он жил на частной квартире, и там наверняка ему спалось лучше. Как всегда бывает, народ привыкает ко всему. Так и мы свыклись с этим.

В Обшаровке полк продолжал пополняться личным составом. Здесь к нам прибыл комиссар полка майор Обертышев, а в нашу эскадрилью вместо прежнего комэска Сухих, ставшего штурманом и одновременно заместителем командира полка, новый – капитан Юдин. Комиссар и новый комэск имели опыт боевой работы. Обертышев за боевые вылеты на Р-5 имел орден Красного Знамени. Юдин в боях на реке Халхин-Гол себя не проявил – наград не имел. Найдя общий язык, с ним сблизился адъютант нашей АЭ капитан Бескоровайный. Он тоже был в Монголии. Обертышев часто выступал перед личным составом полка. По нашей просьбе рассказывал о своих боевых делах. Со смаком рассказывал о случае, когда при полете на Р-5 из-за перехлестывания тросика бомбосбрасывателя штурман никак не мог сбросить бомбы над целью. «Бомбы сбросить нельзя», – доложил штурман. «Лезь за борт и перегрызай тросик зубами, но бомбы сбрось», – приказал он ему. Строгий приказ сильно подействовал на штурмана. Он с такой силой дернул за ручку сбрасывателя, что сорвался сам держатель, а вместе с ним полетели и бомбы. Насколько этот рассказ был правдивым, мы не знали, но впечатление он на нас произвел большое. В конце 1942 года в полк прибыло пополнение младших авиаспециалистов из ШМАС, состоявшее из девушек. Впоследствии одна из них осталась со мной на всю жизнь, став супругой.

Нелетная погода не позволила полку выполнять полеты. Большую часть времени мы проводили на аэродроме, работая на матчасти или в казарме, занимаясь наземной подготовкой. Все новости в Обшаровке мы узнавали от приезжих из Чапаевска. Ни радио, ни газет у нас не было. О том, что под Сталинградом окружена 6-я немецкая армия, мы узнали лишь в декабре от командира полка Крешкова. На занятиях по тактике он рассказал о положении на фронтах и, в частности, о Сталинградском окружении. На этом же занятии он высказал свое мнение о попытке генерала Манштейна прийти на помощь Паулюсу. Тогда мы, конечно, не знали, чем закончится это окружение и как оно отразится на ходе войны. Поэтому особого значения этому событию не придали.