Олег Лазарев - «Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2

Вижу, как сзади в нескольких метрах от меня быстро выскакивает ФВ-190 и отваливает вправо. На плоскостях его машины отлично вижу черные кресты. Вот кто меня доконал, гад проклятый! Тяжелая машина, как утюг, устремилась к земле. Вижу под собой небольшую площадку, вокруг нее сплошные окопы. Направляю на нее нос самолета. На правой ее стороне замечаю стоящий У-2. «Видимо, эта площадка для него», – мелькнуло в голове. Раз сел У-2, попробую сесть и я. Почти у самой земли успел поставить кран шасси на выпуск. О том, что производить посадку на незнакомой местности с выпущенным шасси запрещено, отлично знал, но хотелось сохранить машину.

Приземление произошло настолько быстро, что я не уловил момента касания земли. Поле настолько сильно проросло самосевом пшеницы вперемешку с высоким бурьяном, что пользоваться тормозами почти не пришлось. Пробежав около двухсот метров, машина остановилась в нескольких метрах от длинного окопа. Открыл фонарь кабины и только тут увидел, что стало с самолетом. Взрывом сорвана треть обшивки центроплана, нет ни одной из крышек обоих бомболюков. Во внутреннем бомболюке вырвана балка бомбодержателя вместе с замком, на котором висела 100-кг бомба. При последующем осмотре я понял, что зенитный снаряд разорвался под бомбой. Взрывом ее вместе с балкой и замком выбросило из бомболюка. Ее-то я и видел в момент взрыва.

Весь фюзеляж и часть центроплана залиты моторным маслом. От этого они блестят и кажутся выкрашенными темно-коричневым лаком. С трудом с помощью рук спускаюсь на землю, выпачкав комбинезон. Смотрю на кабину Феди. Его не видно, и даже фонарь закрыт. Хотел узнать, почему он мало стрелял. Окликнул. В ответ – тишина. В этот момент к самолету подошли два авиатора в шлемофонах. Спрашиваю, откуда они, забыв о самолете, который видел перед приземлением. Они указали на У-2. «Мы здесь оказались случайно, – пояснили они. – Летим, видим, появились «фоккеры». Пока не сбили, плюхнулись на краю этого поля, ближе к траншее. Там и трава пониже и, главное, есть где спрятаться на случай обстрела «фоккерами». Из окопа наблюдали, как вас крестили истребители».

Спросили, что случилось, куда попали, почему сел. Понял, что ими движет скорее любопытство, чем оказание помощи. Вскоре один стал торопить другого, чтобы поскорее улететь с площадки. Видя, что они уходят, я попросил сообщить о моей посадке в штаб воздушной армии, куда они направлялись.

Заглядываю в кабину стрелка и вижу Федю лежащим на полу без сознания с мертвецки бледным лицом. Наверное, убит, подумал я. Из ноги сочится кровь. На полу уже скопилась лужа. Тихонько потрогал его. Не шевелится. Назвал несколько раз по имени. Молчит. Что с ним делать, какую помощь оказать, как убедиться, жив он или мертв? Один вопрос в моей голове сменяется другим, и решать их надо немедленно. Пытаюсь поднять его, но в тесной кабине сделать это не так-то просто. Снова положил его на пол кабины. Вижу, как по проселку за траншеей идет «полуторка». Стал махать рукой, стараясь привлечь к себе внимание.

К счастью, меня заметили и поняли, чего я хочу. Машина остановилась. К самолету подошли артиллеристы – капитан и немолодой старшина. Не зная, как удобнее подобраться к кабине, оба выпачкались в масле. Втроем, как можно аккуратнее, вытащили Федю из кабины и положили в тень крыла. Обмякшее тело лежало недвижимо. Все трое не можем понять, жив он или нет. Пульс не прощупывается, дыхания не слышно. Капитан предложил попытаться открыть рот и влить в него чистый спирт. Если он жив, то после спирта наверняка должен подать признаки жизни. Сказано – сделано. Вливаем спирт. Ждем.

Через некоторое время на щеках появляется румянец, затем открылись глаза. Порядок! Сняли наполненный кровью сапог. Разрезали ножом штанину комбинезона. На бедре видим круглую кровоточащую рану. В горячке я пальцем начал прощупывать место вокруг раны, надеюсь найти осколок или пулю, но ничего не нашел. Затем, да простят меня за это медики! – запустил указательный палец в рану, но и там ничего не нащупал. Тогда капитан говорит: «Давай перевернем его, может, ногу пробило навылет?» Сделали и увидели выходное отверстие. Ногу пробил 20-мм эрликоновский снаряд. Перед тем как попасть в нее, он пробил 5-мм бронеплиту кабины и патронный ящик пулемета стрелка.

Придя в себя, Федя тихим голосом спросил, где он. Стараясь успокоить, я ответил ему. «Наклонись ко мне», – все таким же тихим голосом, близким к шепоту, попросил он. Из глаз показались слезинки. Стараясь сдержаться и окончательно не заплакать, перебарывая душевные эмоции и отведя глаза в сторону, помолчав, с застенчивостью проговорил: «Передай Вале (нашей мотористке), я, наверное, умру, но душа моя с ней, люблю ее». Не разбираясь в медицине и впервые видя человека с таким ранением, я понял, что эта рана, если не будет каких-либо сопутствующих ей неприятностей, не смертельна. Поэтому, как мог, успокоил его: «Мы с тобой еще будем бить фашистов. Сейчас отправим тебя в лазарет». Капитан, слушая наш разговор, перебив меня, проговорил: «Мы тебя сейчас в один лазарет отвезем. Я знаю, где он находится, не волнуйся». Перед тем как отправить Федю, я снял у него с пояса «кольт», чтобы не стеснял, а главное, чтобы сохранить это оружие. Его в полку не хватало, особенно воздушным стрелкам. Федю погрузили в машину. Еще раз попросил артиллеристов выполнить мою просьбу и поблагодарил за помощь. На прощанье поцеловал его. Эти артиллеристы, не в пример авиаторам, сделали все, что могли, а главное, оказались отзывчивыми людьми. Жалею, что не узнал их имен и фамилий. Но тогда было не до этого.

Не пройдя и половины пути от дороги, где расстался с Федей, до самолета, услышал стрекот мотора легкого самолета. Из-за склона оврага со стороны речки Зуша выскочил УТ-2. Сделав над моим «илом» два круга на малой высоте, сел на дорогу, где только что стояла полуторка. В замызганном затертом комбинезоне, похожем на те, в которых в паровозный век можно было видеть кочегаров, вылез, как я понял, технарь. В те времена только они носили такие замусоленные комбинезоны, которых почти никогда не снимали, даже спали в них у самолетов. Подошел ко мне и, не здороваясь, спрашивает: «Что случилось, когда плюхнулся, какая нужна помощь? Не видел ли севших поблизости истребителей?»

Было видно, что его больше интересовали истребители, чем мой «ил». Перед взлетом технарь обещал сообщить обо мне в свой штаб для последующей передачи в штаб воздушной армии. Два разных самолета были около меня. Наверняка хотя бы один сообщит в штаб ВА. Значит, не сегодня завтра ко мне обязательно кто-то прилетит или приедет, подумал я. Прикинул, где было бы удобнее подготовить полосу для посадки У-2. Оставшись один, подошел к самолету и стал осматривать пробоину.