Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929

Вначале Троцкий не очень хорошо представлял себе возможную денежную стоимость своих публикаций. Послав статью Истмену в США с просьбой перевести ее на английский язык и продать какому-либо периодическому изданию, Троцкий оценил статью приблизительно в 200 долларов, но Истмен смог получить от журнала «Либерти» 1500 долларов [964]. Очень скоро Троцкий стал получать первые крупные гонорары от американских газет, публиковавших его статьи. Затем американское издательство «Скрибнер и сыновья» заплатило ему аванс 7 тысяч долларов за будущую книгу воспоминаний. Еще через некоторое время он получил из США гонорар 45 тысяч долларов за «Историю русской революции» [965].

Тот факт, что Троцкий всегда, на протяжении всех лет эмиграции, нуждался в средствах и крайне экономно относился к тратам, очевиден из массы документов, сохранившихся в его архиве. Он был весьма озабочен тем, как ему подешевле добраться из Стамбула в Осло, когда в начале 1931 г. встал вопрос о его возможной поездке в Норвегию для чтения лекций (поездка не состоялась). Добираться морем, считал он, будет очень дорого. После возвращения с женой из Копенгагена, где он выступал с лекцией осенью 1932 г., Троцкий писал сыну в Берлин: «Поездка в Копенгаген произвела большую дыру в нашем бюджете (мы надеялись, наоборот, что жизнь в Европе позволит достигнуть значительной экономии). Резервы очень невелики: видно дно. Все это требует от нас всех строгого хозяйства, т. е. точного бюджета, при отсутствии перерасходов, долгов и пр.» [966]. В 1936 г., находясь в больнице в Осло, Лев Давидович сообщал знакомому о своей «финансовой катастрофе»: он должен был платить за лечение по 10 крон в день, а у него всего оставалось 100 крон. Находясь в Мексике, он писал как-то жене во время кратковременного деревенского отдыха, что у него сломалась удочка, а новая стоит очень дорого и он не может позволить себе такой расход.

Правда, после прибытия в Мексику в начале 1937 г. финансовое положение Троцкого несколько улучшилось благодаря помощи художника Диего Риверы [967]и его супруги Фриды Кало [968](именно в доме Кало Троцкие проживали первое время), но после разрыва с Риверой в последние полтора года жизни положение Троцкого вновь стало затруднительным, и Троцкий был вынужден писать статьи специально для того, чтобы заработать себе на жизнь.

Все эти житейские обстоятельства тем более важно подчеркнуть, что уже вскоре после высылки за пределы СССР в советской печати в изобилии стали появляться клеветнические материалы, в частности карикатуры, изображавшие «мистера» Троцкого с мешком, наполненным деньгами, получаемыми, мол, за верную службу «акулам империализма». Эту клевету, уже с антикоммунистических позиций, повторяют и некоторые современные авторы. Так, Игорь Бунич утверждает, без ссылок на источники, что еще в 1921 г. Троцкий перевел 11 миллионов долларов в один из банков США и 90 миллионов швейцарских франков в Швейцарский банк [969]. Если переводы этих сумм советским правительством на заграничные счета действительно были сделаны, остается установить, какое отношение к ним имел Троцкий. Созданный в феврале 1920 г. Гохран подчинялся Политбюро. Поступавшие туда конфискованные ценности могли реализовываться за границей. Но деньги в этом случае оседали тоже за границей, а не переводились обратно в советские банки для дальнейшего перевода на заграничные советские счета. Троцкий действительно был назначен спецуполномоченным ВЦИКа и Совнаркома по учету этих ценностей, а с 1922 г. руководил еще и конфискацией церковных ценностей. Теоретически рассуждая, он мог давать санкции на перевод денег за границу, например для финансирования иностранных компартий или какой-то другой подрывной коммунистической деятельности. Но Троцкий, разумеется, не переводил, да и не мог переводить столь крупные суммы на личные счета на случай своей высылки или выезда из Советской России. В 1921 г. советские руководители, безусловно, злоупотребляли властью и положением. Эти злоупотребления могли выражаться и в присвоении чужой собственности (например, квартир, антиквариата, драгоценностей), и в бесконтрольном использовании государственных благ (машин, домов отдыха, нечастых заграничных поездок). Но современные виды воровства типа перевода крупных сумм бюджетных денег на личные заграничные счета коммунистам 1921 г. известны не были.

Еще один странный факт в истории изгнания Троцкого из СССР — это официально не оформленное, но существовавшее разрешение на вывоз его архива, значительную часть материалов которого он вскоре стал использовать в борьбе против Сталина и его сторонников. Ведь речь шла о нескольких сундуках с бумагами! По-видимому, в том, что власти допустили вывоз Троцким архива, можно видеть и демонстративную готовность Сталина к примирению в случае «капитуляции» его главного противника, и некую растерянность властей, готовых избавиться от Троцкого как можно скорее, уступая во всех, не казавшихся Сталину принципиальными вопросах. Не исключено, что в 1929 г. Сталин просто не был еще достаточно опытен, чтобы предвидеть взрывоопасную силу документов Троцкого. По крайней мере, Сталин не понимал, что опытный полемист и журналист Троцкий будет использовать в борьбе с генсеком любой документик, оказавшийся под рукой. Это знание, этот опыт Сталин приобретет чуть позже. Больше таких ошибок он уже не повторит.

По прибытии в Турцию изгнанник начал устанавливать связи с оппозиционными коммунистическими деятелями в разных странах. Многие из тех, к кому обращался Троцкий, заявляли о своей с ним солидарности и готовности вместе с ним и под его руководством вести борьбу за ликвидацию центристского (то есть сталинского) курса в ВКП(б) и Коминтерне. В числе первых откликнувшихся были давние знакомые: бывший член Исполкома Коминтерна француз А. Росмер и его супруга Маргарита, видный французский журналист Паз, исключенный из компартии за поддержку объединенной оппозиции в ВКП(б). С их помощью Троцкий стал устанавливать контакт с редакциями крупных западноевропейских и американских газет. Корреспонденты «буржуазных» периодических изданий один за другим стали появляться в советском консульстве, создавая серьезные практические и политические неудобства советским чиновникам и агентам ОГПУ, работавшим в консульстве под дипломатическим прикрытием.

Интерес зарубежных журналистов к появлению Троцкого в Стамбуле стимулировался тем, что, как это водится, после депортации Троцкого и его прибытия в Турцию в прессе сразу же стали распространяться самые невероятные слухи. Их с завидным постоянством перепечатывали русские эмигрантские издания, редакторы которых никак не могли поверить, что Троцкий изгнан Сталиным как лицо, политически разошедшееся с генсеком и большинством политического руководства страны. Из-за границы разногласия левой оппозиции с центристами и правыми казались мелкими, походили даже на ненамеренную дезинформацию с целью усыпления бдительности демократического («капиталистического») мира. Попросту говоря, в глазах антисоветской эмиграции Троцкий был не меньшей «сволочью и бандитом», чем Сталин. В глазах западной общественности перманентная революция Троцкого выглядела куда худшей угрозой, чем сталинская теория социализма в одной стране. Высылка международного революционера Троцкого скорее могла казаться засылкой троянского коня, а не наказанием пламенного революционера. В перипетиях судьбы бывшего наркомвоенмора видели некий дьявольский большевистский замысел. Наиболее преуспели в трактовке высылки Троцкого парижские «Последние новости», перепечатавшие сообщение, что Троцкий «стоит во главе советской армии у границ Афганистана, выжидая событий» [970]. В других сообщениях, наоборот, утверждалось, что «небольшой пароход», на котором, дескать, везли Троцкого, «бесследно затерялся в пути, а на море плавает много обломков» [971]Троцкий же, вопреки информации о выдворении в Турцию, перевезен в Москву, где над ним будет организован суд по обвинению в заговоре с целью свержения Сталина [972]. Это звучало уже более правдоподобно, по крайней мере с политической точки зрения, хотя и не соответствовало действительности. Популярный журнал «Иллюстрированная Россия» опубликовал очередную серию карикатур Дризо на тему «Что мы можем предложить т. Троцкому в эмиграции». Варианты были следующими: вместо того чтобы раздувать пожар мировой революции, раздувать самовар в русском ресторане; вместо того чтобы «разменивать» людей, заняться разменом иностранной валюты; вместо того чтобы сажать буржуев, сажать капусту; вместо того чтобы участвовать во всяких комиссиях, заняться комиссионным делом [973].