Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929

Наиболее враждебную позицию по отношению к Троцкому продолжал занимать Сталин, который, однако, весьма ловко маскировал свои чувства, набрасывая на себя маску «центриста», стремившегося добиться партийного единства. Свою речь против «Уроков Октября» Сталин завершил внешне спокойными, но таившими внутреннюю угрозу словами: «Говорят о репрессиях против оппозиции и о возможности раскола. Это пустяки, товарищи. Наша партия крепка и могуча. Она не допустит никаких расколов. Что касается репрессий, то я решительно против них. Нам нужны теперь не репрессии, а развернутая идейная борьба против возрождающегося троцкизма. Мы не хотели и не добивались этой литературной дискуссии. Троцкизм навязывает ее нам своими антиленинскими выступлениями. Что ж, мы готовы, товарищи» [269].

Замыслы Сталина были куда более зловещими. Он ставил своей конечной целью устранение Троцкого с политической арены, а при необходимости и возможности — его физическое уничтожение. Об этом рассказали Троцкому Зиновьев и Каменев, пошедшие на недолгий союз с Троцким после того, как Сталин лишил их власти. В конце 1924 или начале 1925 г. Сталин созвал узкое совещание, на котором поставил на обсуждение вопрос о том, не целесообразно ли физическое уничтожение Троцкого. Доводы за были ясны и очевидны: окончательное устранение весьма опасного соперника и критика. Но сам Сталин продолжал колебаться. Главный его довод против физической расправы был таков: «Молодежь возложит ответственность лично на него и ответит террористическими актами». Так что в результате план устранения Троцкого был если не отвергнут полностью, то по крайней мере отложен. Но Каменев предупреждал Троцкого: «Вы думаете, Сталин размышляет сейчас над тем, как возразить Вам?.. Вы ошибаетесь. Он думает о том, как вас уничтожить» [270].

Троцкий продолжал бороться пером. В ответ на разнузданные обвинения он подготовил в ноябре 1924 г. обширную статью «Наши разногласия», в которой весьма аргументированно развенчал три основные установки сталинской группы: обвинение в ревизии ленинизма; обвинение в особом «троцкистском» уклоне в освещении событий 1917 г.; утверждение, что статья «Уроки Октября» представляла собой особую «платформу» и ставила целью создание в партии особого «правого крыла». Это было именно объяснение, причем по всем пунктам оборонительное, примирительное. В «Наших разногласиях» Троцкий утверждал, что основной идеей «Уроков Октября», и это было действительно так, но лишь отчасти, являлась мысль о решающей роли в Октябрьском перевороте большевистской партии. «Никакие натяжки, никакие софизмы не смогут опрокинуть того факта, что центральное обвинение, выдвинутое против меня — в умалении значения партии — ложно в корне и находится в вопиющем противоречии со всем тем, что я говорю и доказываю» [271]. Правда, Троцкий продолжал развивать и обосновывать критику позиции Каменева и Зиновьева в октябре 1917 г. Вопреки воле Ленина Каменев и Зиновьев пытались противостоять революции, утверждал он. «Именно Ленин разъяснял им, что эта их позиция задерживает необходимое развитие революции. Я лишь конспективно и в явно смягченной форме воспроизвел его критику и оценку. Как же отсюда мог получиться вывод в сторону ревизии ленинизма?» [272]— писал Троцкий, намекая, что он всего лишь пересказывает точку зрения Ленина о Каменеве с Зиновьевым.

Троцкий отвергал «безобразные извращения» своих слов критиками и в то же время подчеркивал, что у него нет разногласий со сталинским большинством по вопросам текущей политики, что лично он строго проводил в жизнь решения XIII партсъезда. Ради возврата к власти и единства партии Троцкий готов был пойти на новые и новые уступки. Однако после того, как статья «Наши разногласия» уже была подготовлена к печати, Троцкий не стал ее издавать. Может быть, он понял бессмысленность новых уступок. Или, наоборот, считал, что в случае публикации она будет использована Сталиным для дальнейшего разжигания страстей. На первой странице текста, сохранившего в архиве Троцкого в Бостоне, рукою автора было помечено: «Единственный экземпляр. Не было напечатано» [273].

После расправы с Лениным и предпринятыми Сталиным попытками политического и даже физического устранения Троцкого последний не должен был уже надеяться на возможность примирения с партаппаратным большинством советского руководства. Нужно отметить, что к этому времени обозначилось расхождение, которое впервые со времени Брестского кризиса можно было назвать теоретическим, но при этом абсолютно реальным: о возможности строительства социализма в одной отдельно взятой стране. Сталин выступил с теорией, противоречащей, как, по крайней мере, казалось Троцкому, его концепции перманентной революции.

В 1924–1925 гг. при активном участии и под руководством Бухарина была сформулирована «теория победы социализма в одной стране в условиях капиталистического окружения». Основана она была на выхваченном из контекста высказывании Ленина 1915 г. о неравномерном развитии капитализма, в результате которого возможен прорыв капиталистического системы первоначально в одной, отдельной взятой стране. Ленин об этом высказывании вскоре просто забыл, переключившись на установку о международной революции, о чем он неоднократно писал и говорил, без которой советский строй в России не может удержаться и обречен на поражение. Но эти совсем еще недавние высказывания Ленина теперь были предусмотрительно забыты, а мимоходом брошенная фраза 1915 г. активнейшим образом взята на вооружение пропагандистской машиной Сталина.

Самому Сталину теория социализма в одной стране настолько понравилась, а факт, что у него появилась собственная теория, соизмеримая с теорией Троцкого о перманентной революции, был настолько важен, что под новую теорию Сталин сменил союзников. Он стал отдалять от себя Каменева и Зиновьева, по инерции ориентирующихся на скорую международную революцию, и сближаться с создателем новой теории Бухариным и умеренным Рыковым, по классификации Политбюро считавшимся «правым».

Троцкий до того, как он оказался в оппозиции, также признавал возможность строительства социализма в России без обязательной увязки с мировым контекстом. Выступая в мае — июне 1923 г. с лекциями перед слушателями Университета имени Я. М. Свердлова, Троцкий указал на ряд признаков, создававших совершенно исключительные условия для строительства социализма в России «в одиночку»: «Если мы подойдем к России, то увидим, что особенности у нее величайшие… У нас на одном полюсе очень концентрированная и квалифицированная индустрия, а на другом тайга, болота, которые нуждаются в самой элементарной обработке… если бы весь мир провалился, кроме России, погибли бы ли мы?.. Нет, не погибли бы при наших средствах, при условии, что мы являемся шестой частью земного шара…» [274]